взглянул на нее: очевидно, он еще не вполне пришел в себя после пропажи маникюрных ножниц.
Дверь открылась, и вошел седой мужчина семидесяти восьми лет в бежевом костюме с полосатым галстуком-бабочкой. Мистер Грили, напыщенный нантакетский старожил из квартиры 4-Б, недавно вышел в отставку, но все еще каждое утро надевал костюм, выходя за кофе и газетами. Каким-то образом он набрался храбрости зайти в переполненный лифт, и Гасси тут же ткнулся носом ему в пах и начал обнюхивать и скрести лапой так, словно нашел кроличью нору. Каролина рванула поводок, и теперь пес стоял на задних лапах, упираясь передними в двери. Филип все еще отдавал по телефону команды к бою. Я кивнула мистеру Грили, умоляющей улыбкой прося у него прощения, но он сосредоточился на экране над дверью лифта, на котором постепенно убывали номера этажей, и демонстративно игнорировал всех нас. За те два года, что мы прожили в этом, доме, он ни разу не улыбнулся мне в ответ, ограничиваясь вежливым кивком.
Лифт остановился, и мы всей гурьбой высыпались в мраморный вестибюль. Филип помахал нам, прижимая к себе переполненный портфель от «Данхилла», и пустился вперед, вставляя наушник телефона поглубже в ухо. Для него совещание началось уже пять минут назад, и он уже не мог уделять внимание ничему другому.
— Люблю вас всех, — крикнул он, не оглядываясь.
Швейцар Эдди предложил ему поднести что-нибудь, но Филип, не обращая на него внимания, метнулся к ждущему автомобилю. Пока его «лексус» отъезжал, я увидела, что он уже разложил перед собой «Уолл-стрит джорнал».
Автомобильная кавалькада Ясира Арафата нашей и в подметки не годилась. Как только отъехала машина Филипа, на освободившееся место подъехал мой водитель Луис в огромном синем «сабербане» с затемненными стеклами. Луис — милый сорокалетний эквадорец, который работает у нас в гараже и по- английски знает слова четыре. Все, что мне о нем известно, — это что дома, в Куинсе, у него жена и двое детей. За пятьдесят долларов в день наличными он помогает мне отвезти Дилана в школу к восьми, а Грейси — к восьми тридцати. Кроме того, три дня в неделю он ждет меня, пока я захожу домой, переодеваюсь и играю с Майклом, а потом отвозит меня на работу в телестудию к десяти. Я прекрасно знаю, что на двести пятьдесят долларов в неделю в Миннеаполисе моя мать могла прокормить нас, заплатить по коммунальным счетам, и при этом у нее еще остались бы деньги.
Эдди помог мне усадить Грейси на детское сиденье; Дилан неуклюже перелез через нее, чуть не ударив малышку рюкзаком в лицо.
— Дилан, перестань! — взвизгнула она.
Я поцеловала сидевшего в коляске Майкла; он потянулся ко мне, отчаянно пытаясь сорвать с плеч лямки, удерживавшие его на сиденье. Иветта немедленно сунула ему под нос маленькую мягкую куклу Элмо из «Улицы Сезам».
В зеркало заднего вида я смотрела на то, как на наше место въехал фургон из компании но присмотру за собаками, худа мы обычно отдавали Гасси на день. Сбоку у него было написано: «Балованный песик». Дверям фургона чудесным образом разъехались, впуская Гасси; Каролина только и успела чмокнуть его в макушку, как он бросился внутрь, навстречу своим мохнатым приятелям.
Пока мы ехали двадцать кварталов по Парк-авеню до школы Дилана, я закрыла глаза. Луис никогда не разговаривал, просто улыбался своей теплой латиноамериканской улыбкой, сосредоточенно уворачиваясь от грузовиков и такси, снующих вокруг нас.
Грейси была еще в том возрасте, когда детей в машине клонит в сон, так что она засунула палец в рот и усердно хлопала глазами, стараясь не задремать, Дилан уткнулся в электронную игру; он знал, что с отключенным звуком я ему играть разрешаю.
— Грейси, нет! Ма-а-а-ам!
У меня заболела голова.
— Что такое?
— Грейси специально стукнула меня по руке, и я пропустил последние несколько секунд, так что теперь я опять на третьем уровне!
— Нет, не специально! — завопила Грейси, внезапно проснувшись.
— Дилан, пожалуйста, — вздохнула я.
— Почему ты всегда на ее стороне? — воскликнул он.
— Я ни на чьей стороне, просто ей всего пять лет, и ты можешь пережить эту неприятность. Мы уже об этом говорили.
— Но она же плохо поступила, ну мам! Я же из-за нее проиграл! — Он бросил игру под сиденье и уставился в окно полными слез глазами. Может, зря я перестала водить его к доктору Бернстайну? Он терпеть не мог ходить к психиатру, говорил, что они там только в «Монополию» играют и собирают модели аэропланов, а я переживала, не ставлю ли я на нем ненужное клеймо этими сеансами — у него и диагноза- то официального не было, даже извечного синдрома дефицита внимания. Я не хотела превращать его проблемы в патологию, потому как они, похоже, были вызваны грустью и заниженной самооценкой, скорее всего, из-за вечного отсутствия отца, а возможно, как ни больно мне это признавать, и из-за невнимания задерганной матери.
Я снова посмотрела на своего сына и на его игрушку на полу машины. Доктор Бернстайн говорил, что важно проявлять сочувствие к Дилану и признавать его чувства.
— Мне очень жаль, Дилан. Ты, наверное, расстроился, особенно если учесть, что ты вот-вот бы выиграл.
Он не ответил.
Глава 3
Болтовня
— Давай быстрее, нам надо поговорить.
Моя коллега, кореянка Эбби Чон, заметила меня на другом конце студии, переполненной народом, в которой наши коллеги заканчивали прямое включение с космодрома о приземлении космического шаттла. Я прошла мимо рядов рабочих ячеек, здороваясь кое с кем из двух с лишним десятков ассистентов, большинство из которых выглядели так, будто провели несколько бессонных ночей; обошла передвижные просмотровые машины, выстроившиеся рядом с ячейками, на которых неустойчивыми стопками высились пленки. Вокруг меня раздавалась привычная какофония звонящих телефонов, постукивания по клавишам компьютерных клавиатур и звука десятков одновременно работающих телевизоров и радиоприемников. Эбби схватила меня за локоть и потянула к двери моего кабинета. На ходу я выхватила из стопки газет три штуки.
— Ты чуть не снесла мой кофе на пол! — Я посмотрела на несколько капель, попавших мне на новую блузку.
— Извини, — отозвалась Эбби. — Я устала и плохо соображаю. Но тебя ждут проблемы посерьезнее.
— Большие проблемы? Как твоя проблема с Папой Римским?
— Нет, эту идею чокнутый ведущий оставил в покое. Теперь Гудмэн хочет интервью с Мадонной.
— И как он переключился с интервью с Папой на интервью с Мадонной?
— Все дело в кресте. Та штука с распятием, что была у нее на концерте некоторое время назад. Он был вчера на обеде и сидел рядом с кем-то, кто убедил его, что Мадонна привлечет аудиторию от восемнадцати до сорока девяти. Он решил, что она круче Папы. Но только после того, как мы просидели здесь до четырех утра, собирая материал. Он все твердил насчет актуальности. Все должно быть свежим, — говорил он. Он хотел найти цитаты про Папу из Библии и написать ему письмо, используя их. Я ему сказала, что их там и быть не может, а он ответил: «Господи, но ведь это же Папа, пойди и найди их!»
— Ну, по Мадонне я тоже работать не буду. Я не делаю профили знаменитостей, у меня это в контракте записано.
