— Филип, я не имею ни малейшего понятия. Не деньги, ясно, но что? Чем они могут тебе отплатить?
— Вот и они меня об этом спросили.
— И…
— Как тебе нравится перспектива их бесплатной работы на «Убежище для юных»?
Это моя благотворительная организация. Она поддерживает приемных детей, и я уже десять лет работаю в управляющем совете. Мы едва держимся из-за отсутствия денег и не можем толком оказывать помощь детям, оказавшимся в трудных ситуациях. Глаза у меня наполнились слезами.
— Не может быть.
— Может.
— Насколько они в состоянии нам помочь?
— Намного.
— Насколько?
— Они будут работать с «Убежищем» как с обычным клиентом.
— Не могу поверить, что ты это устроил. Это все изменит.
— Знаю. Потому я это и устроил.
— Я даже не знаю, что сказать.
— Не говори ничего.
— Спасибо, Филип. Это просто удивительно. Ты даже не говорил мне, что думаешь об этом.
— Ты уделяешь им много времени и средств, но я хотел бы, чтобы у тебя была возможность дать им нечто более существенное. Я знаю, как много они значат для тебя.
— Очень много.
— Я знаю.
— Я тоже тебя люблю.
— И второе: мне нужно, чтобы ты кое-что для меня сделала до того, как я улечу в Кливленд.
— А где ты вообще сейчас? — спросила я. — Я еле слышу тебя — так машины гудят. Ты на Таймс- сквер?
— Я вообще чертовски тороплюсь. Детей сегодня ты забираешь?
— Только Грейси. У нее такое жалобное лицо сегодня было, что я не вынесла. Я заберу ее из класса, но попрошу Иветту встретить меня у школы и отвести ее домой. А потом бегом обратно на работу.
— Отлично. Мне нужно, чтобы ты зашла домой, прежде чем заберешь Грейси.
— У меня не будет времени.
— Это чрезвычайно важно. — Филип вдруг заговорил с интонациями директора английской частной школы. — Мне нужно, чтобы ты заехала домой. Зайди в мой кабинет. Включи компьютер. Найди код к моему новому сейфу. Экран автоматически запросит мой пароль.
— Филип, это что, не может подождать?
— Ради бога, сделай, пожалуйста, как я тебе сказал!
— Нет, не сделаю. У меня был дерьмовый день, и у меня еще куча работы. Я тебе точно говорю, сегодня мне явно не удастся вырваться отсюда пораньше. У меня слов нет, чтобы передать тебе, как много для меня значит то, что ты сделал. И ты это знаешь. Но я все равно не смогу сейчас уйти с работы.
— Милая, это не просьба. Ты просто должна сделать это для меня. Я уезжаю на три дня, и перед тем, как я уеду, мне нужно знать, что этот вопрос решен.
— Это, правда, так важно?
— Да, красавица, — сказал он ласково, пуская в ход все свое обаяние. — Правда. Я тебя люблю. Пожалуйста. Я буду тебе очень обязан.
Я решила, что забегу домой после того, как заберу Грейси, — никто даже и не заметит, что я уходила из студии.
— Ну, хорошо, давай быстрее. Какой пароль?
Молчание.
— Филип, я это сделаю, но я тоже очень тороплюсь. Какой пароль у тебя дома на компьютере? Ты что, утром об этом не мог подумать?
— Я отвлекся. На Дилана.
Постукивая ручкой по блокноту, я вздохнула.
— Так ты собирался сказать мне пароль.
— Ну…
— Филип! Какой пароль?
— Киска.
— Ты что, шутишь?
Молчание.
— Филип, у тебя и, правда, такой пароль? Господи, как это глупо. И на рабочем компьютере тоже? И это в такой важной юридической фирме? А вдруг вашему компьютерщику понадобится войти в твою учетную запись?
— Какая мне разница, что подумает компьютерщик.
— Филип, я прямо поверить не могу, что ты хочешь, чтобы я напечатала это слово — «киска».
— Да. Извини. Это личный пароль. Я единственный человек, который его знает, а теперь, к несчастью, его знаешь и ты. Женщины — моя слабость, Джейми, и не говори, что ты этого не знала. Значит так, когда зайдешь в мой кабинет дома, набери пять букв: «к», «и», «с», «к», «а». Найди новый код от сейфа; он спрятан в документе под названием «Дела детей». Что-то вроде: «48–62».
— А что потом?
— У меня на столе, в папке для входящих документов, под банковскими бумагами или: просто на стопке справа, лежит папка «Риджфилд». Мне нужно, чтобы ты положила ее в сейф.
— Почему?
— Каролина.
— Что Каролина?
— Во-первых, ножницы. Во-вторых, когда она вытирает пыль, она кладет мне на стол пачку газет, которые нужно выкинуть, потом случайно прихватывает важные документы и выкидывает их вместе с газетами. Я все теряю. А это потерять никак нельзя.
— Филип, пожалуйста. Ты уже с ума сходишь. Я позвоню ей и скажу не подходить к твоему столу.
— Я каждый день говорю ей не трогать мои ножницы, мои вкладки для воротничка или мою любимую ручку «Монблан», и каждый день я не могу их найти. Она меня не слушает.
— Ты знаешь, что с мужьями больше хлопот, чем с детьми, да? — Я уже почти лежала на столе.
— Я бы никогда не стал тебя просить, но в наше время ни в чем нельзя быть уверенным.
— Уверенным в чем?
— Ни в чем! Мы живем в век информации! Все можно украсть — из мусора, из почты, из компьютера. — Филип заговорил спокойнее, в привычной профессиональной манере под названием: «Я юрист и знаю все что нужно знать на этом свете». — Я юрист в третьем поколении, и меня с детства учили принимать благоразумные решения. Это благоразумная предосторожность, а я еду в аэропорт Ньюарк, и в Ист-Саид мне никак не заехать. Я хочу до отъезда увериться в том, что все в порядке.
— Но почему я не могу сделать это сегодня вечером.
когда вернусь?
Он, наконец, потерял терпение.
— Последний раз прошу: перестань задавать вопросы! Мне будет куда легче, если ты хоть раз в жизни сделаешь так, как я тебе сказал.
Я фыркнула и поехала домой, где сделала то, что он просил, но не совсем так, как он просил.
Глава 4
