слепившего меня на протяжении многих минут. Я услышал тихий, торопливый голосок лакея. Но не обратил на него внимания. Перед моими глазами все еще плавали их лица. Итя, – пробормотал я. Мысль оказалась скверная. Я крепче ухватился за кабель и выстрелил из пистолета в направлении «Гелиоса». Не шевельнулся. Я крепко застрял на одном месте, встретил неожиданно сильное сопротивление. Так и должно быть. Я свое сделал.
Пришлось подождать, пока нить тахдара совместится с указателем направления. И, только надежно установив курс, я повернул голову и надавил на спуск.
В камере шлюза я прокопался дольше, чем обычно. Снял шлем. Швырнул его в угол, на груду парашютов, подошел к двери и лбом уперся в холодный, массивный люк. Мне пришло в голову, что я впервые в жизни не послушался лакея. Не было никаких рациональных причин, чтобы игнорировать его рекомендации. Они же – советы. Мы привыкли реагировать на них инстинктивно. Как водители на знаки светофора на перекрестке. Скорее всего, состояние, в которое приводился организм человека полем, окружающим мертвый корабль, сохраняется после выхода из опасной зоны. Пусть, как след, незаметный с первого взгляда. Но, поскольку я не обратил внимания на сигналы личной аппаратуры, я должен был быть выведенным из равновесия. Кроме последствий воздействия этой зоны, других причин я не находил. Необходимо было установить, на какой срок эти последствия сохраняются. Или, быть может, воздействие зоны каким-то образом распространяется за пределы той сферы, где происходит наложение факторов, заставляющих не срабатывать тормоза психики. Это объясняло бы отклоняющееся от нормы поведение Снагга и Ривы. Особенно, Снагга. Вопросы эти. Какое-то недовольство. Состояние, почти что граничащее с эмоциональными. Надо этим заняться. Проверить программы наших диагностических систем. Должны отыскаться какие-нибудь пробелы.
Я потянулся так, что кости затрещали, покосился на автомат шлюза и открыл люк.
Они торчали в своих креслах, в позах, в каких я их оставил, и производили впечатление, что во время моего отсутствия не произошло ничего такого, что заслуживало бы внимания. Ни один из них даже на мгновение не оторвал глаз от разноцветных указателей датчиков, пока я протискивался сквозь паутину проводов, добираясь до своего пенолитового кресла.
Наконец-то я устроился с удобствами, испытывая облегчение и ожидая, пока автомат соединит аппаратуру моего скафандра с бортовыми системами. Скользнул глазами по экранам.
На первом плане виднелась светящаяся серебристая нить, выходящая из нижнего угла и рассекающая экран пологой дугой примерно на две равные части. Значит, я в самом деле сделал это. Соединил оставленную ракету с «Ураном». Кабель был солидным. В любом случае, достаточно солидным для того, чтобы стронуть с места «Гелиос», который на Земле или в любом другом заслуживающем уважения гравитационном поле весил бы свои тысячи тонн.
Я мог воззриться на это с удовольствием. Если бы мне с детства не вдалбливали о полной бесполезности чего-либо такого, как удовлетворение и неудовлетворение. Порой, человек может оказаться перед проблемой, когда всякие там ей сопутствующие прекраснейшие чувства могут только затруднить ее разрешение. Хотя бы то, что мы здесь делаем. Вооруженная операция в зоне обитания иной цивилизации. Цивилизации, о которой человек мечтал тысячелетиями. С которой связывались надежды, огромнейшие и весьма личные. А когда эта цивилизация отыскалась, одиночество человека только углубилось. Поскольку современный человек – существо недостаточно покорное, чтобы ощущать себя менее одиноким на необитаемом острове, чем в окружении врагов.
Дело зашло слишком далеко, чтобы продолжать прятать голову в песок. Кто-то должен был этим заняться. Сохранить спокойствие на Земле. И только потом дать ее обитателям, всем, если исключить одну-единственную тысячу, повод для вздохов и рефлектирующего возмущения.
Неожиданно по кабине пронесся радостный голос Ривы:
– Остается!
Мы заметили это одновременно. Корма «Гелиоса», двигающегося в нашу сторону, неожиданно открыла незаметную невооруженным глазом крохотную детальку, до сих пор прятавшуюся за корпусом ракеты от наших камер.
– Так-так, – протянул Снагг. В его голосе чувствовалось невеселое удовлетворение.
Рива не отрывал глаз от датчиков.
– Посмотрим, – бросил он.
– Хочешь туда прогуляться? – спросил Снагг. Потом повернулся ко мне. Взгляд его выразительно свидетельствовал, что он размышляет о перспективе новой прогулочки.
– Нет, – спокойно сказал я. – Устраним эту штуку с нашего пути.
Он еще какое-то время разглядывал меня, словно проверяя, не разговариваю ли я его, потом кивнул и занялся своим пультом.
Мы уже сместились на добрые двести метров, двигаясь в пространстве вместе с прикрепленными к эластичному, стеклянному кабелю кораблем, на котором шесть лет назад прибыли сюда люди. Тормозные двигатели работали без перерыва, выбрасывая перед собой кольца раскаленного газа, образующие возле носа корабля красочный, многоцветный цветок. Что-либо такое мне приходилось наблюдать впервые, но ведь и случается невероятно редко, чтобы носовые дюзы работали на столь мизерных порциях энергии. Попросту скорость выстреливаемых газов была до смехотворного низкой в сравнении с теми условиями, в которых обычно проводится торможение.
Прошло следующие десять минут. Расстояние светящегося на экране предмета от кормы «Гелиоса» выросло до шестисот метров. Даже принимая во внимание все возможные поправки, этого должно было хватить. Граница парализующей зоны, когда я сам приближался к кораблю, наверняка не превышала ста метров.
Я наклонился над пультом Снагга. Хотел все сделать сам. На секунду, может, полторы дал полную тягу. Тормозные двигатели полыхнули огнем, на этот раз ни о каком цветке речи не было. Я почувствовал сильный рывок вперед. Одновременно раз и другой ударил главным двигателем с кормы. «Уран» остановился, пожалуй, даже слишком быстро. Я заметил, что Рива бросил на меня короткий, вроде бы даже удивленный взгляд. Неважно. Зато «Гелиос» начал расти прямо на глазах. Мы уже на видеоэкранах видели его вытянутый корпус, перемещающийся на черно-красном фоне и заслоняющий собой все новые и новые звезды. Не прошло и пяти минут, как он поравнялся с нами, лениво подплыв левым бортом. Какое-то время на экране перед нами были его кормовые дюзы, конусообразно расширяющиеся, почерневшие, словно жерла средневековых орудий.
Я отправил Риву в шлюз, чтобы тот выбрал кабель. Сам же занялся прицелами. Левую руку, не отрывая, держал на переключателе главной тяги, учитывая возможность немедленного старта, на тот случай, если опасная зона приплыла сюда вместе с «Гелиосом» и охватила нас своими парализующими объятиями. Но ничего не происходило.
Представлялись только две возможности. Или же аппаратура, стабилизирующая зону, была размещена обитателями Альфы внутри захваченного ими земного корабля. Или же ее виновником был тот крохотный объект, что виднелся на экране тахдара в виде искорки или, скорее, светящейся точки. Что касается «Гелиоса», то нам и без того придется посвятить ему немного времени. В любом случае, больше, чем этого требовала бы простая осторожность. Следовало выяснить, оставят ли нас на орбите в покое. Если уж «поприветствовали» нас на границе своей системы. Как бы там ни было, но чем скорее мы с этим справимся, тем лучше.
Поэтому я и сказал Снаггу, что хочу убрать с дороги эту безделку. Пока с нас хватит и того, что мы обнаружим на борту мертвого корабля. Я предпочитал не иметь перед глазами еще одного объекта, требующего изучения. Ну, а если окажется, что генератором поля служит устройство, установленное внутри корабля... Но не стоит опережать событий.
Я подождал, пока Рива не вернулся на свое место за пультом, и приказал ему подготовить излучатель антиматерии. Решил, что обойдемся без всяческих игр. В случае чего, одновременно избавимся и от светящейся точки, от кабеля, соединяющего нас с земным кораблем, и, увы, от самого «Гелиоса».
Рива в несколько секунд настроил автомат и замер, небрежно опустил руку на пульт, так, чтобы верньеры прицела оказались вблизи его пальцев.
