на безлюдной поверхности. И не среди существ, которые мечтали бы о гостях из нашей системы.
Я потуже затянул пояс, повернулся спиной к открытому пространству и сошел на плоскую лапу подъемника, направляющие которого шли вдоль опоры, нижний конец которой упирался в поверхность планеты.
Оказавшись внизу, я снова повернулся и сделал шаг вперед. Твердая, монолитная основа. Я топнул. Загудело. Словно я грудью ткнулся в массивный край гигантского колокола. Сделал несколько шагов в сторону «Фобоса». Услышал шорох позади. Мы оба, я и Рива, стояли на поверхности второго спутника Третьей планеты чужого солнца, гораздо более чужого, чем мог кто-либо вообразить до времен первой экспедиции.
– Все в порядке, – неожиданно услышал я спокойно голос Снагга. – «Гелиос» дает пеленг.
– Порядок, – буркнул я. Повернулся и кивнул Риве. Через минуту мы с трудом карабкались на панцирь «Фобоса», следя за тем, чтобы аппаратурой скафандров не зацепиться за выступы излучателей и манипуляторов.
Прошло двадцать минут. Мы удалялись от места посадки спиральным поисковым маршрутом, ощупывая территорию лучами радара и зондами. Эхо сигналов неизменно возвращалось к чутким ушам нейромата и датчикам автоматов наводки, не принося никаких беспокойных вестей.
«Фобос» мягко скользил на воздушной подушке, весело переваливая через гребни песчаных барханов. Двигатели его работали бесшумно, и только на наиболее крутых откосах в них пробуждалось деликатное гудение.
В кабине было ненамного меньше места, чем в пилотском отсеке ракет класса «Уран». А вот грузовое помещение... там без труда можно было разместить экипаж крупной космической станции.
По мере езды, цвет грунта подвергался незаметным изменениям. Желтое мешалось с фиолетовым, тут и там проступали голубые пятна, все это понемногу темнело и делалось все более непохожим на поверхность любой из планет или астероидов, мотающихся в границах нашей солнечной системы. Порой на скальном основании, там, где не было слоя песка или пыли, проступали тончайшие каналы матово-красного цвета. Так, словно поверхность планеты не задерживала солнечные лучи, словно свет проникал до жидких геологических формаций и одновременно преломлялся в кристаллах самых разных минералов. Зрелище было изумительным, поскольку покачивание «Фобоса» вызывало иллюзорное перемещение и смешивание всех этих красок. Но мы прибыли сюда не ради красот природы.
Все выше поднимались на востоке заостренные пики скал, стена, образуемая ими, перестала казаться единой и монолитной, уже можно было различить отдельные грани и изломы. Перед самой высокой грядой темнел длинный, исчезающий за горизонтом ров с почти идеально ровными краями. Словно гигантское копье, ищущее проход в каменную твердыню. Холмы, подходящие к краю этого рва, становились более широкими и пологими, сливаясь в уходящую вниз равнину. Наши головы повернулись в ту сторону, мы молча изучали пространство перед тупо обрезанным носом «Фобоса», переводя взгляд с экранов на вытянутые, дугообразные объективы визиров. Так же, как и в кабинах ракет, над пультом управления машины над нашими головами шел ряд экранов. Под ними, однако, были установлены обыкновенные броневые стекла. Сама кабина была полукруглой, в форме сплющенного полушария, насаженного на могучий корпус сразу за носом. В ракетах, с учетом перегрузок, возникающих при старте и посадке, кресла экипажа установлены намертво. Здесь же была позволена большая роскошь. Желая изменить положение, можно было целиком откинуть спинку. Сами кресла тоже могли вращаться. Это имело определенное значение в ситуациях, требующих детального наблюдения и оперативных действий.
В начале второго часа пути я уловил краем глаза слабую, мгновенную вспышку на одной из ближайших возвышенностей. Автомат прореагировал немедленно, в долю секунды нацелив в ту сторону головки датчиков.
– Отблеск? – спросил Рива. Это было первое слово, произнесенное в кабине «Фобоса» с тех пор, как мы уселись в низких, оплетенных проводами креслах с высокими спинками.
– Световой сигнал с востока, – раздался из динамика голос Снагг. – Даю координаты...
– Оставь, – бросил я. – Видели.
Координаты он все-таки передал. Наш нейромат проверил данные.
Не без определенного удовольствия я поглядывал на циферки, выскакивающие на контрольном экране. В глазках автоматов наводки тотчас затеплились предостерегающие желтые огоньки.
– Вызываю Таала, – настаивал Снагг. – Говорите, что там у вас.
– Нас нет на экране? – спокойно поинтересовался Рива.
– Есть.
Это прозвучало, словно захлопнулась дверь комнаты, которую покидаешь без излишних сожалений. Рива усмехнулся. Я впервые видел его улыбку. Глаза его заблестели, сейчас он казался на несколько лет моложе.
Новая вспышка, словно бы ближе. Я услышал нарастающее ворчание автоматов, подумал, что полетела одна из систем, и резким ударом плеча блокировал работу излучателя. До меня донесся крик Ривы, который потонул в реве динамика. Глазки датчиков заполыхали слепящими глаза огнями, краем глаза я еще заметил металлическое отражение на гаснущем экране радара, руки у меня опустились, я почувствовала вкус пота на губах и замер без движений. Мне трудно сказать, как долго это продолжалось. Я ни о чем не думал. Вслушивался в чудовищный грохот, заполняющий кабину, но даже и не пытался что-либо понять. Так, словно меня это ничуть не касалось. Когда я очнулся, кабина уже совершила полный оборот, перед нами опять оказались убегающие вверх склоны то ли холмов, то ли взгорий. Динамик на плече скафандра неожиданно захрипел и смолк. Теперь же четко зазвучал чей-то незнакомый голос. Настойчивый, пронзительный, прошивающий насквозь череп.
– Чего развопился?!!! – проревел я, стискивая руки на поручнях и напрягая ноги. Я вскочил, намереваясь добраться до него, но кресло было пусто. Меня охватила бессознательная, звериная ярость. Он был должен следить за порядком. Это же его собачья обязанность.
– Ну погоди, – процедил я, – доберусь я до тебя...
Я рванулся вперед. И тут же почувствовал тупую боль в голове. Посмел меня ударить. Хочет со мной разделаться...
– Не выйдет... – шипел я, вслепую размахивая руками.
Наконец, я его увидел. Он притаился, втиснувшись спиной в узенькое пространство между пультом и корпусом компьютера, сильно подавшись назад, и глядел на меня широко раскинутыми, перепуганными глазами. Он был без шлема. Лицо заливал пот, слипшиеся пряди волос приклеились ко лбу. С приоткрытых губ стекала струйка слюна.
– Ага, боишься!!! – триумфально проревел я.
Сейчас перестанет меня бояться. Вот только выпутаю ноги из этих проклятых проводов... боится...
Я застыл. Страх. Рива боится.
Еще не совсем понимая, что делаю, я поднял руку, с которой свалилась перчатка, и что было силы ударил ей по бронированной окантовке экрана. Завопил, но ударил еще и еще раз. Изобрел способ – мелькнуло в голове. Я усмехнулся. И почти сразу же пришел в себя. По крайней мере, в достаточной степени, чтобы броситься в сторону пульта автоматов наводки. Ударился коленом о подножие кресла и, уже падая головой вниз между плоскостями экранов, успел все-таки рвануть предохранитель, блокирующий гашетку излучателя. В ту же долю секунды экраны осветились. Вой прекратился, словно ножом отрезанный. До меня еще доходило тонкое, едва слышное шипение, и я понял, что «Фобос» открыл огонь. Я ударился головой в твердую, неподатливую облицовку – и на мгновение для меня все кончилось.
Когда я вновь открыл глаза, то увидел над собой лицо Ривы. Во взгляде его было нечто такое, что должно было бы меня насторожить. Но я разглядывал его не более нескольких секунд. Сейчас мой рассудок работал уже нормально.
Лакей молчал. На какое-то время я выбросил его из головы. По крайней мере, до тех пор, пока ситуация не прояснится и не появится время на выслушивание болтовни из динамика.
Я выпутал руки из проводов, соединенных с креслом, и мне удалось вцепиться в основание экрана. Я сел.
