— Не думаешь же ты… — оскорбился Гускин.
— Нет, — перебил я. — Я ничего не думаю. Покажите листки.
Трудно сказать, чтобы они спешили. Но все же сделали, что я приказал.
— Никто из вас, — грозно произнес я, — с этой поры не имеет права соприкасаться с кем-либо из тех. Даже ради того, чтобы сказать «до свидания». Иначе все эти развлечения придется начать заново. А они не прошли бы так гладко… теперь, когда они все знают.
— Вы в самом деле собираетесь оставить их? — спросила немного погодя Иба.
Я подошел к нише и принес для себя кресло. Уселся. И сказал:
— С этим мы уже разобрались.
— А Нися? — Иба не собиралась уступать. — Ведь она… одна. Почему мы не могли бы отнестись к ней, как к настоящей Нисе?
Во мне что-то дрогнуло.
— Нет, — буркнул я.
— Нет, — как эхо повторил Гускин.
Наступила тишина.
— Кто хочет спать? — спросил немного погодя Сеннисон.
— Спать? — Реусс посмотрел на Сена, словно собирался наложить ему компресс.
— Я спать не собираюсь, — раздраженно произнес Гускин. Пожал плечами.
— По местам, — распорядился Сен.
Наконец-то.
— Внимание, — продолжал Сен намеренно выговаривая каждое слово по-отдельности. — Через две минуты схожу с орбиты. Реусс, проверь коридор. Жиль, на параметры.
Уткнувшись взглядом в экраны главного обзора, он уже манипулировал чем-то на клавиатуре пульта.
— Летим на… Четвертую? — спросила Иба.
— Да, — отрезал я.
Девять часов.
Я проглядел несколько ячеек записи.
Понемногу приближаясь к концу. Уже все сказано. Кроме одного. Того, что касается только меня.
Я погасил экран и подошел к иллюминатору. Проходя мимо пульта компьютера, заметил мимолетно зеленый огонек. Сообщение с Земли. Подождет до утра. Спешить некуда. Сказать они мне ничего не могут. Как и я им.
Когда я закончу свою писанину, что встанет вопрос: что с ней делать? Я могу передать запись на базу на Проксиму. Хоть сейчас, хоть через сто лет. Я даже знаю, каким образом запрограммировать автомат связи. Настроить его на непосредственную стимуляцию мозговых полей.
Когда мозг этот умрет…
Ну, ладно. Кроме того, я могу подарить запись, этим, с фермы, и посоветовать, чтобы они ее всю переписали на листочках. Для потомства. Книга Бытия, присланная с небес. В буквальном смысле. Даже, излишне буквальном.
Четвертая сияет, словно Земля. Такая, какой я ее помню. Такой она выглядела из иллюминаторов орбитальной станции, когда я отправлялся на Проксиму. Когда же это было?
Это я-то помню? Я?
Я прошел на другую сторону кабины и включил экран.
На ферме кипела жизнь. Очевидно, они работали сегодня дольше, чем обычно. Ничего страшного. Весна. Напряженная пора для… землевладельцев.
Мое внимание привлекла башенка, венчающая здание химической лаборатории. Мне показалось, что она стала выше.
Я напряг зрение. Нет. Таким способом я ничего не добьюсь.
Чепуха. Даже, если они подняли башню, как меня это может касаться? Видимо, расширили какую-то из установок, и сделалось тесно.
На всякий случай я зарегистрировал форму башни в блоках компьютера. Раз уж я здесь…
Утром я все это осмотрю на месте. Много бы я дал, чтобы это утро уже оказалось позади.
Вернусь почти вечером. Но, наверняка, не притронусь к пульту светокарандаша. У меня нет сил ни за что приниматься после возвращения оттуда.
Хватит об этом. По сути дела, потеряю один день. Да и чем я смогу заняться, когда покончу со своей писаниной?
Пора идти проверять регистрирующие автоматы. Вернусь и запишу еще несколько роликов ленты. Но до конца сегодня не доберусь. Это хорошо.
Я отвернулся и неторопливо направился в сторону шлюза.
5
— Больше кислорода! — распорядился Реусс.
Указатель перегрузок двигался до отвращения медленно. Его стрелка еле-еле дрожала.
Ракета стояла вертикально. Выбитая из своего русла река хлынула на равнину, но вода испарялась быстрее, чем приливала новая. Высокие деревья под нами раскладывались полукругом, звездообразно, словно расчищая для нас место. Взрытая огнем двигателя поляна приближалась. Я услышал скрежет амортизаторов. Толчок.
Там, на скалы, на соседней планете, Сеннисон садился несравненно чище. Но там было труднее. Здесь посадку совершил бы и ребенок.
Такие вот с нами дела.
На Четвертой были моря. И океаны. Горы, не ниже, чем на соседнем небесном теле. Прекрасные, приморские равнины, поросшие буйной зеленью.
Сеннисон опустился в глубине континента. От ближайшего озера место это отделяли десятки километров. Перед рекой он, в конце концов, капитулировал.
И то хорошо.
Мы выждали двадцать минут, после чего вновь заговорили стартовые дюзы. Тяжело, неуклюже, описывая носом неправильные круги, «Идиома» перебралась на огненном столбе на другую сторону реки, где вновь опустилась, так же скверно, как и в первый раз.
Сен выдвинул направляющие лифта и вызвал автоматы. Отдал им необходимые распоряжения, после чего повернулся к Реуссу:
— Мы задержимся здесь самое большее на несколько дней. Все это время вам запрещено покидать корабль. Даже на минуту. Жиль был прав, когда сказал, что было бы трудно начинать все заново…
— Хорошо, — ответил Реусс.
— Вы оставите им только… оставите им… — взвилась Иба.
— Не волнуйся, — резко оборвал ее Гускин. — Они получат все, что им потребуется.
— Мы могли бы угадать и похуже, — заметил я, выглядывая сквозь иллюминатор.
На противоположной стороне реки, в месте нашей первой посадки, автоматы уже приступили к работе. Оттаскивали стволы деревьев, поваленных отдачей, нивелировали территорию. Поляна росла на глазах. Через неделю-две выжженная трава отрастет, и это в самом деле окажется чудесным местечком.
Быстрый, но широкий поток, вода, поблескивающая на солнце серебряными искрами, небольшой, травянистый спуск к ней, и обращенная к реке подкова, окаймленная лесом. Не поймешь, то ли хвойные, то ли лиственные, эти деревья росли тесно одно к другому, переплетаясь в воздухе ветвями, напоминающими окаменевших во время схватки змей. На невысокий, сухой подлесок изредка падали лучи еще находящегося низко над горизонтом солнца.
