контролировал ситуацию.
– Движение впереди?
– Никаких признаков, сэр.
Я вернулся к «Майбаху».
– Сейчас мы поедем, езжай за нами. Едем к яхтенным причалам…
Конечно, это были не одесские причалы, не Монако, не Киль. Чиновничий статус и прямое касательство к Северо-Американской казне заставляло соблюдать некую скромность в расходовании средств, и слишком шикарная яхта, пойманная в объектив вездесущими папарации, могла привести к политической смерти. Однако яхты у избранников народа и прочего богатого и влиятельного люда здесь стояли, правда, максимальная длина их по негласному уговору была ограничена девяностами футов. Девяносто футов, не больше и не меньше. В основном – дойти до Кейп Кода и Мартас Виньярда[79], рыбацкие яхты тоже были – знаете, с длинным носом, flying bridge[80] и креплениями для удилищ на корме. Но мне было нужно не это.
Прошелся в раздумье мимо аккуратно выстроившихся у причала кормой к причалу яхт, пока группа занимала периметр и заканчивала зачистку местности. Наконец выбрал – эта. Максимальная для этого места длина, девяносто футов, средней высоты надстройка – но полностью закрытая. Судя по форме корпуса, мореходность у этой игрушки достаточно приличная. Да и производитель – Boston Whaler, «Бостонский китобой», стабильная и уважаемая фирма с традициями, они производят лодки STAB для отрядов особого назначения SEAL, там требования будь здоров! Наверное, и здесь не нахалтурили…
Я махнул рукой водителю за рулем «Майбаха», чтобы подъезжал поближе. Надеюсь, что яхта заправлена и нам не придется мучиться с этим.
Яхта оказалась заправлена наполовину – владелец не позаботился. Пришлось перебрасывать шланг на соседнюю яхту – а это еще та работа. Пока яхту заправляли – нам удалось, наконец-то остаться вдвоем. Майкл недовольно глянул на нас, но ушел на яхту, помогать с заправкой. В конце концов, он северо- американец, а здесь детям не разрешается вмешиваться в личную жизнь родителей. Вопросы будут потом…
– Сколько ему? – я кивнул в сторону яхты, Майкл и один из бойцов спецгруппы присматривали и за электропомпой на палубе, и за окрестностями.
Юлия улыбнулась – горькой, всепонимающей улыбкой Мадонны.
– Сам посчитать не можешь?
Я посчитал. Двадцать…
– Он знает про меня?
– Теперь знает.
– А тогда?
– А зачем?
– Незачем, – подтвердил я, – он знает русский?
– Я его учила… тайком. Он очень способный мальчик.
– Учится?
– Третий курс. Джорджтаун.
– Безопасность?
– Да…
– Как ты…
Я вовремя остановился. Нет у меня права, у отца, впервые поинтересовавшемся о сыне в двадцать лет, упрекать его мать в том, что она поступила так, а не иначе. Это не она скрыла от меня сына – это я не поинтересовался, есть он или нет.
– Извини.
Юлия не ответила.
– Получается, он пошел в меня?
– Нет, в меня. Может, и в тебя, конечно, но в меня тоже.
– То есть? – не понял я.
– Вы кое в чем ошиблись, князь. Вы выполнили задание. Министр Нолан тут ни при чем.
– Ты…
– Да. Это не министр обороны. Отзыв, который вы ждали. – «Ветер», верно? Я и есть – агент «Сокол»…
Просто удивительно, насколько глубоко Юлии удалось проникнуть в политическую систему САСШ. Таких агентов влияния у русской разведки не было ни в одной другой стране.
Конечно же, постарался Каха Несторович… я должен был догадаться, что произойдет нечто подобное. Они ни от кого не отстают… ни от кого, никогда… помилования ждать не приходится. Я сам… я сам уже не помню, каким я был до того, как шагнул за грань…
Беженка от кровавого романовского режима, отец – богатый человек, получил Северо-Американское гражданство, можно сказать, что магнат. Как и многие эмигранты, покинувшие Россию по политическим мотивам, примкнул к крайне правым, вышел на самые верха неоконсерваторов. Тесно подружился с семейством Меллонов и даже вложил деньги в совместные проекты. Вкладывал деньги и в предвыборные кампании – а это здесь ценится как ничто другое.
В это время появляется его дочь. Красивая, даже на редкость очаровательная, умная, со знанием языков, ненавидит Россию – та же политическая беженка. Если у твоего отца есть такие контакты в Вашингтоне, работу найти несложно.
Ее должна была давно идентифицировать и разоблачить британская разведка, но не получилось. Подозревая, что в самой верхушке русской разведки гнездится предательство, что после Бейрута ничего не закончилось – Каха Несторович решил передать ее, как потенциально ценного агента, на связь группе Ковача. Ее имя не смог назвать бежавший на Запад Котовский – хотя он назвал всех или почти всех, отбросив нас на несколько десятилетий назад. Решив, что Ковач и в самом деле знал всех и британцы и североамериканцы прекратили искать, те, кто прибыл до бегства Котовского, априори считались надежными, потому что иначе на них бы указал Котовский. В этих условиях Юлия, она же агент «Сокол», становилась чем-то наподобие бомбы, пронесенной в здание Генерального штаба.
Она прошла контрразведывательную проверку, устроилась на работу в Конгресс, потом в Госдепартамент. И там и там получила доступ к совершенно секретной информации и возможности влиять на происходящие события. Ее никогда не просили выкрасть секретные документы, не давали каких-либо конкретных заданий. Она была агентом русского влияния, агентом в самом центре Северо-Американской пирамиды власти, нашим человеком в штабе неоконсерваторов. Восемь лет – у самой вершины власти. Став же постоянной подругой министра обороны, она и вовсе стала почти неприкасаемым человеком и источником сведений стратегической важности. Они шли по прямому каналу, который работал и после смерти Кахи Несторовича, и поступали непосредственно на стол Его Императорскому Величеству, Александру Пятому, потом – и Николаю Третьему. Разоблачить ее не мог ни один крот – про нее не знали
