После смерти о.Макария в 1860 году о.Амвросий занял его место. Для приема мирян в скиту справа от колокольни пристроили хибарку, в которой 30 лет до самого отъезда в Шамординскую женскую общину старец принимал страждущих.
Трудно себе представить, как он мог в постоянных болезненных мучениях, обливавшийся потом (он по нескольку раз в день менял одежду) принимать толпы паломников и отвечать на десятки писем ежедневно, когда его молодые келейники под конец дня едва держались на ногах.
Совершенное единение с Богом старца Амвросия просветляло его видение до такой степени, что для него не существовало тайн ни в настоящем, ни в прошлом, ни в будущем. Иногда он сам посетителю рассказывал его судьбу, но потом смущался, спохватывался и поправлял себя: «люди говорят».
В недолгой беседе, продолжавшейся обычно не более 10-15 минут, он умел разрешить все вопросы пришедшего, так направить его жизнь, чтобы душа его обрела спасение. Старца не интересовали ни положение в обществе, ни богатство, ни таланты посетителя, но одно лишь ? душа человека, которая была для него столь дорога, как ничто другое.
Батюшку невозможно было представить без участливой доброй улыбки. Его живое лицо выражало то заботу, то ласку, то вдруг озарялось молодой улыбкой. Часто из его кельи доносился радостный задорный смех.
В трудные минуты его духовные чада получали от него наставления на расстоянии: старец являлся им то во сне, то наяву. Не раз спасал он таким образом от смерти, исцелял болезни, в нужный момент давал совет, как поступить правильно.
Батюшка Амвросий часто использовал в своих поучениях пословицы и поговорки. Любил говаривать: «Где просто, там ангелов со сто, а где мудрено ? там ни одного», «Не хвались горох, что ты лучше бобов: размокнешь ? сам лопнешь», «Отчего человек бывает плох? ? Оттого, что забывает, что над ним Бог», «Кто мнит о себе, что имеет нечто, тот потеряет».
Осуждавшим других старец говорил: «...у них, может быть, есть такое тайное добро, которое выкупает в них недостатки, и которых ты не видишь».
Старец Амвросий не любил молиться на виду. Келейник, вычитывающий молитвенное правило, должен был стоять в другой комнате. Один из скитских монахов однажды решился во время молитвы его подойти к нему. Лицо батюшки так ярко сияло, что инок не смог вынести. Такие просветления случались иногда и во время бесед с людьми. Случалось, видели даже лучи, сияющие из его глаз.
Но вот самое знаменитое и таинственное предание, которое обязательно упоминается, когда говорят о старце Амвросии. Записала его одна из духовных дочерей батюшки:
«В келье его горели лампадки и маленькая восковая свечка на столике. Читать мне по записке было темно и некогда. Я сказала, что припомнила, и то спеша, а затем прибавила: «Батюшка, что сказать вам еще? В чем каяться? ? забыла». Старец упрекнул меня в этом. Но вдруг он встал с постели, на которой лежал. Сделав два шага, он очутился на середине своей келии. Я невольно на коленях повернулась за ним. Старец выпрямился во весь свой рост; поднял голову и воздел свои руки кверху, как бы в молитвенном положении. Мне представилось в это время, что стопы его отделились от пола. Я смотрела на освещенную его голову и лицо. Помню, что потолка в келии как будто не было, он разошелся, а голова старца, как бы ушла вверх. Это мне представлялось. Через минуту батюшка наклонился надо мной, изумленной виденным, и, перекрестив меня, сказал следующие слова: «Помни, вот до чего может довести покаяние. Ступай». Я вышла от него шатаясь и всю ночь проплакала о своем неразумии и нерадении. Утром нам подали лошадей, и мы уехали. При жизни старца я никому не смела рассказать этого. Он мне раз навсегда запретил говорить о подобных случаях, сказав с угрозою: «А то лишишься моей помощи и благодати».
Но вот мы подъезжаем к воротам монастыря и робко, с обязательным крестным знамением входим в обитель. Перед нами два храма: Казанский и Введенский, слева ? недостроенная колокольня. Наш Борис направился искать знакомого иеромонаха. Мы с Андреем остались у киоска с книгами, иконками, крестиками. Григорий уходит искать своего знакомого о.Мелхиседека, чтобы тот устроил бы нам встречу со старцем о.Илием. Но возвращается ни с чем: тезка самого загадочного первого священника уехал в Москву.
Борис тоже приходит несколько растерянным: «У монахов свои представления об экскурсиях. Он согласился открыть раку с мощами преподобного Амвросия ? это и есть самое главное по его мнению».
В Введенском храме мы подходим к золотистой раке в виде металлического саркофага, молодой монах с черной бородой подняв крышку, отстраненно замер с шерстяными четками в руках.
? Иисусову молитву творит, ? шепчет Григорий, и мы по очереди подходим к святым мощам. Следом за нами идут и другие паломники. Некоторые становятся на колени и кладут земной поклон, иные и креститься стесняются. Я подхожу к раке, вижу под стеклом расшитую золотом праздничную ризу, покрывающую
