ему сказать что-либо поперек. Сразу последует ответная пощечина вежливой жестокой фразой. Но вдруг раз! ? книга открывается на словах:
«Как похвала вредит человеку. Один иеродиакон хорошо служил: просто, благоговейно. И вот архиерей однажды похвалил его, и с тех пор он стал думать, что он хорошо служит, и это его так испортило. Он стал менять голос, делать переливы, утратил простоту, естественность. Ужасно, ужасно вредит похвала».
И освежающий вихрь в голове: «Не мое это ? дар Божий, мои лишь страстишки, ошибки, да мерзость греховная».
Далее следовал сильный удар кобчиком о мерзлую землю, боли, тошнота, слабость; в душе ? черная свинцовая тяжесть. Ходил он с этим грузом, стоял на рассеянной молитве… Все не так, все не в радость. Пока не приползал на исповедь в храм скулящей паршивой собачонкой. Пока не называл этот «полет во сне и наяву» десятком позорных слов: гордость, превозношение, тщеславие, ложь… ? только это приводило душу в порядок. А потом, когда слышал похвалу, просто чувствовал страх. Тогда уподоблялся он римской «черепахе», окруженной щитами. А мысленно называл себя такими словами, которых чувствительным особам лучше не слышать.
Как-то, выйдя из храма, Петр зашел в церковную лавку. Взял с книжной полки скромно оформленный сборник рассказов. Продавец настоятельно советовал прочесть его своим знакомым. Петр Андреевич прочитал книгу и сделал вывод: как много у нас скрытых талантов ? молодых, зрелых, пожилых. Они не издаются, многие из этих людей незаметны, скромны, не стремятся на публику, к славе. Но они есть и их, должно быть, немало, если издательство завалено десятками рукописей. Петр купил пачку книг и рассылал, раздавал знакомым.
Кто-то их принимал по-детски открытым сердцем и радовался вместе с ним. Кто-то пренебрежительно фыркал, ворча что-то о дилетантстве. И Петру приходилось, защищая авторов, объяснять, что если главное ? мир в душе, то в сборнике есть все, что сообщает эту дивную энергию.
Но, вероятно, не преодолеть ту стену гордыни ума, которая сообщает мысли вроде того, что Евангелие писали какие-то неграмотные рыбаки. Что, мол, с них взять? Чему они нас, ученых-просвещенных, научить могут? Окаменевшие сердца не способны принять и эти рассказы, написанные живым языком из радостного опыта прикосновения к чуду Божиему.
Гордый разум лукав и изворотлив. Он цепляется за любую мелочь, за любую ложь, чтобы не идти на усмирение к Творцу своему. О Евангелии он скажет, что это выдумка. Если научно докажешь историческую подлинность, скажет, что это было давно, а сейчас жизнь другая: технический прогресс и все такое. Когда убедишь в вечности тем Святого Писания, скажет, что это его не касается. Докажешь касательство ? услышишь новенькое: «Ложь, я хороший!» Слегка обрисуешь его собственные грехи ? «свежая» мысль: а кто ты, чтобы меня обличать? И нечего больше представить, кроме собственного примера смирения ? это последний аргумент.
По работе Петру приходилось иметь дело с разными людьми. Совсем недавно — какие-то лет десять тому — он всеядно поглощал одну за другой наживки, которые совращали в какую-нибудь пакость. Ему, например, ничего не стоило завязать роман с улыбчивой очаровательницей, оправдывая это высоким словом «любовь». Почти всегда довольно скоро приходили разочарования, горечь и пустота, но не надолго. Всегда находились новые «любови», казавшиеся на этот раз настоящими. Затем снова тупик, новый вираж.
А сколько сделок в бизнесе затевалось, замешанных на обмане и жадности. Азарт охватывал, опьянял, лишая трезвого рассудка. Все нравственные соображения лихо отбрасывались в сторону, побоку. Главное ? взять приз, ухватить, урвать. Но потом и здесь приходили отрезвление и горечь с пустотой.
Одно за другим его прежние увлечения обесценивались и отпадали. Не всегда безболезненно. Иной раз, после раскаяния в очередном проступке и понесения утомительной епитимьи, страстная часть души просила потешить ее прежними деликатесами. Что там просила! Вопила: вынь да положь ей «сладкого»! Только на полпути к капризу вдруг ? загорался в сердце красный огонек опасности. И замирал он на краю, лишь одним глазком глянув на дно пропасти, ожидавшей его.
Со стыдом признавался, что не сам, не своими трудами оставлял он прежние пристрастия. Творец его спасения так выстраивал цепочки обстоятельств, что ему приходилось выбирать между жизнью и смертью, между свободой и карцером души. Иногда и хотелось бы ему увильнуть от сурового суда и как прежде пошалить, но в таких случаях перед ним вырастало непреодолимое препятствие, например, тяжелая болезнь, авария, мгновенное безденежье…
Сегодня его незримый Воспитатель поставил перед ним очередные задачи. Утром Петр встретился с давним приятелем. Тот предложил «сладенькую» сделку, за пару дней способную принести приличную прибыль. Первая мысль после разговора: «А не слева ли такая «малинка»? Что-то уж слишком явно бегали его глаза и подрагивали руки». Чтобы как-то защититься, вычитал он акафист Николаю Чудотворцу и попросил святителя помочь, если дело хорошее, или разрушить, если вредное. В результате, на повторную встречу лихой партнер не явился, что автоматически сорвало дело. «Значит, не на пользу. Слава Богу».
Чуть позже, в обед, за ресторанный столик подсело к нему дивное существо. Оно было наделено, кажется, всеми качествами, о которых можно только мечтать. Легкая беседа скоро выявила огромное количество совместных интересов. В одном лице ? красивом и тонком, с выразительными умными глазами ? интересная собеседница, воспитанная дама, искушенная читательница, великодушный критик, обеспеченная женщина с большой квартирой и новенькой иномаркой, хозяйка прибыльного бизнеса. При том дама устала от
