— Господи, благодарю. Ты услышал меня и послал ко мне Своего Ангела. Я узнал его.
Как не превратиться в корову
Кажется, этот дивный вечер я проведу в хорошей компании, подумал Петр Андреевич. Никто сегодня не помешает мне принять дорогих гостей. Да и ночь вся впереди — общайся — не хочу. Хоть до утренней зари.
Он вразвалку шел по сосновому перелеску от платформы к даче. Перед ним деревенский мальчуган в джинсах и ковбойке щелкал длинным бичом с лихой бахромой. Упитанная корова, плавно покачивая тугим выменем, семенила в сторону деревни. И все время оглядывалась. Петр ловил на себе любопытные взгляды ее безумных дивных очей и пытался понять, почему этим парнокопытным достались самые большие глаза. Ведь, если глаза — это зеркало души, то выходит, что у этих рогатых-хвостатых душа наиболее вместительная. Что-то не верится. Или афоризм неточен, или зрительные органы ? всего-то органы чувств. Или… эти с виду туповатые, но крайне полезные, животинки носят на своих симпатичных мордах неразгаданную тайну. «Глубокие» размышления пришлось прервать: сандалий путника угодил в свежую парящую лепешку. Он сосредоточенно елозил подошвой по островку сухой травы. А буренка с рыжей звездой во лбу ехидно наблюдала за обгаженным ею царем животного мира.
На столе гостиной лежала записка: «П. А.! Все, что найдете в холодильнике, можно кушать — свежее. Не скучайте. Успеха в творческом труде!» Да, вздохнул «Пэ-А», успех мне бы не помешал. Спасибо. Он зажег лампаду, шепотом испросил благословения. Соорудил несколько бутербродов, заварил чаю и накрыл чайник розовощекой купчихой — куклой-термосом. Вынул из дорожной сумки стопку книг с закладками и в предчувствии пиршества разложил вокруг. Вот уж я сегодня-то попотчуюсь, вот уж досыта, заурчал он, потирая руки.
Ну, дорогие мои, помогите мне. Он открыл книгу, будто дверь, и откуда-то из таинственных глубин стали выходить люди с удивительными судьбами. Они оживали, обступали его, рассаживались в кресла, завязывали между собой беседы. На длинном столе пыхтел начищенный двухведерный самовар, высились горки пирожков и плюшек. Из распахнутого окна в просторную комнату тихо прошелестела белая ночь. Яркие солнечные пятна, заляпавшие стены золотистой охрой, бледнели, таяли, наполняя воздух топленым молоком тумана. Вечер плавно перетекал в ночь, ночь — в прошлое, прошлое — в вечность.
Центр компании заняла, конечно, Анна Ахматова. Но не та величественная матрона, которой она стала под старость, — нет. В ажурном кресле восседала хрупкая молодая женщина в синем платье до пят, с белым оренбургским платком по плечам, царственно-прямой спиной и длинной белой шеей. Знаменитая горбинка тонкого носа была едва заметна. Выразительные губы трогала то легкая ирония, то материнская улыбка, то едва заметное удивление. Пронзительные глаза ежесекундно менялись: то золотисто искрились, распахиваясь настежь; то темнели, прячась в густой сени ресниц. Тонкие запястья покоились на округлых подлокотниках. Изредка руки вспархивали в изящном жесте, и тогда на длинных пальцах поблескивали камень фамильного перстня и кольца. Когда она читала стихи, все замирало.
Показать бы тебе, насмешнице,
И любимице всех друзей,
Царскосельской веселой грешнице,
Что случится с жизнью твоей, —
Как трехсотая, с передачею,
Под Крестами будешь стоять
И своею слезой горячею
Новогодний лед прожигать.
Симфония чувств, жившая в мелодиях низкого голоса, наполняла пространство. Петр замер и слушал, казалось, всем телом. Поэтесса не просто читала, не только переносила слушателя в свой богатый мир, но делала его соучастником великих событий. Радостное удивление захватило и не отпускало. И мысли жили своей особой жизнью, они проникали в дивные глубины, откуда, наверное, рождается нечто великое. …То был «Реквием».
Магдалина билась и рыдала,
Ученик любимый каменел,
А туда, где молча Мать стояла,
Так никто взглянуть и не посмел.
По бледной щеке поэтессы влажно протянулась полоса от глаз к верхней губе. Сейчас она стала скорбящей матерью, «плакальщицей дней погибших, тлеющей на медленном огне».
Узнала я, как опадают лица,
Как из-под век выглядывает страх,
Как клинописи жесткие страницы
Страдание выводит на щеках,
