? Я готов, учитель, ? кивнул мужчина с достоинством, но от волнения его лысина покрылась россыпью пота. ? Что я должен сделать?
? В селе у монаха есть ученик. Имя его Вадим.
? Я видел его, учитель, ? глубоко вздохнул лысый. Пот струился по его бледному лицу. ? Он опасен. У него сильная защита.
? Его кровь должна наполнить эту чашу, ? прогудел мужчина в белом балахоне и указал длинным пальцем в сторону алтаря.
? Но как я его найду? Он живет в городе.
? Завтра он будет здесь. Наши люди уже позаботились об этом. Как раз ночь полнолуния. В березовом лесу. После полуночи.
Вадим налегке бродил по лесу, в котором знал каждое деревце. Он преодолел глубокую балку с ручьем и через густой затенённый ельник вышел к березняку. Здесь даже в непогоду жил свет. Казалось, он исходил от каждой березы. Сам воздух здесь носил светлую звонкую прозрачность. Вот и его место: под старой раздвоенной березой креслом высился ровный пень со спинкой. Он присел на согретое солнцем сиденье, достал четки и приступил к молитве. Уже через пару минут птичий пересвист наполнил пространство.
«Пойте, птицы небесные. Пойте вместе со мной, убогим, славу Господу нашему. Радуйтесь со мной и разносите свою звонкую молитву по миру».
«Господи… Иисусе…» ? произносил он, растягивая слова. Мерный неспешный ритм успокаивал и углублял молитву. Птицы же на все голоса свистели, стрекотали и заливались как смеющиеся, радостные дети. «По-о-о-ми-и-и-лу-у-й…», ? протягивал он, а птичий хор на все голоса пел: «Слава! Слава! С-с-слава!»
Ритм сердца и молитвы совпали. Удар сердца ? слово. Мягкий раскатистый звук, похожий на шорох накатившей волны. «Пфрууххшш» ? «помилуй», «пфрууххшш» ? «мя», «пфрууххшш» ? «греш-на-го». Мир. Тишина…
Вдруг смолк птичий хор ? как замер.
…«Господи», …«Иисусе», … «Христе».
В наступившей тишине раздался треск сухой ветки.
… «помилуй», … «мя», … «греш-на-го».
Затем над верхушками берез пролетела стая черных птиц, басовито ругаясь и каркая. Наконец, вышел человек. Он торопливо нервно шагал мимо. Лишь на миг повернул он лысую голову с вежливой извиняющейся улыбкой. Их глаза встретились.
…«Господи», …«Иисусе», … «Христе».
Из черного зрачка лысого мужчины полыхнуло смердящим языком адского пламени.
«Пфрууххшш» ? «помилуй», «пфрууххшш» ? «мя», «пфрууххшш» ? «греш-на-го».
На молитву наложилась мысль. Спокойная и ясная.
«Мой палач. Значит, сегодня. Слава Богу».
Вадим вышел из лесу и направился к своему дому. Сначала он поговорил с тетушкой Ниной. Между словами он попросил у нее прощения. Старушка автоматически ответила «Господь простит, а я прощаю» ? да и закрутилась по хозяйству. Затем обошел он все дома в селе. Кого заставал, у того тоже просил прощения. Забрел на ферму. Там застал троих доярок и механизатора. Поговорил, пошутил, простился. Также на мехдворе и в конторе.
На кладбище обошел все могилы. Даже те, которые без крестов. И с ними простился.
Затем подошел к храму и с минуту любовался его белоснежной строгой красотой, серебристым блеском объемных византийских куполов и сияющим золотом ажурных крестов. Наконец вошел в храм и положил три земных поклона. Здесь у каждой иконы горели лампады. Вадим опустил деньги в ящик и взял свечи. Обошел по кругу подсвечники и зажег свечи, приложился ко всем иконам. Закатное тепло золотило лики святых. В голове пронеслась мысль: «Дай, Господи, увидеть вас, дорогие мои, лицом к лицу».
Навстречу Вадиму из алтаря вышел монах. На бледном лице зажглась едва заметная улыбка приветствия. Они обнялись и приложились в плечо.
? Пора идти в Иерусалим.