Интересную жизнь прожил Отец. Есть что вспомнить и рассказать сыновьям. Да и нажито трудами праведными хозяйство немалое. «Россия страна богатая, и человеку трудолюбивому, трезвому и честному жить в нищете не престало. Да и Господь не оставит трудящегося и семьи его достатка не лишит», ? так говорил Отец.
Правда, имелся один секрет у Отца. Нет, не держал он его за семью печатями. Пожалуйста, слушай и поступай так же. Трудись честно, молись каждый день, воскресным днем в церковь ходи, третью часть доходов Богу отдай ? вот и весь секрет! И приходили к нему и спрашивали, и делился Отец опытом своим немудреным.
Рассуждали вслух пришедшие, как же это отдать от себя-то, ведь на эти деньги можно столько всего накупить. Отец в ответ про руку дающего, которая не оскудевает, напоминал. То есть дай сперва, а потом она не оскудеет. Сомневались люди: отдашь вот эдак свое кровное, а вернется обратно, да чтоб с прибытком, ? это пока вопрос. Отец про деда, себя да иных раздающих говорил: и отдаем, и не оскудеваем. Только пожимали плечами слушатели, только опускали глаза и переносить секрет отцовский на дела свои не спешили. Ну что ж, вздыхал Отец, вольному воля…
Водились и завистники у Отца. Особенно из бездельников и неверующих. Сколько раз по пьяной дури лихие мужики пытались ему порчу какую-то сотворить. И стога его поджигали, и в его отсутствие из дому старинные иконы выносили, и еще много чего… Только Отец прощал их беззлобно, молясь сугубо о благословении обидчиков. На самих же лихачей находила неотвратная кара. То палец себе с похмелья кто из них оттяпает, то собственный дом загорится, то в страшных снах горели они в ревущем пламени…
И стучали в отцовскую дверь с украденными иконами в обнимку, со слезами раскаяния: прости, Отец, дураков пияных, возьми обратно, что взяли, а сена мы тебе накосим, да привезем заместо сожженного. А Отец обнимал негодников, трясущихся со страху и похмелья, огромными ручищами и в дом вел, да за стол их сажал, да чаем с пряниками отпаивал. И хлопали мужички глазками покрасневшими и ничего не понимали… Лупоглазали вокруг себя на сынов ясноликих, хозяйку тихую и улыбчивую, дом небогатый, но ладный… Вот так ели-пили, хлопали глазами и ничегошеньки в толк взять не могли.
Брали у Отца, как водится, в долг. Некоторые и не отдавали. Приходит такой, смотрит «честными» глазами, просит взаймы на неделю. Потом не отдает, бегать начинает. Если встретит Отца ненароком, врет, что работает и отдаст обязательно. Притом все знают его, как облупленного, что не работал он никогда, а как фарисей в синагоге, любил восседать в президиумах и болтать без умолку, выказывая знания свои пустые. Чтобы прекратить поток лжи, Отец говорил ему, что простил уже долг. И уходил голубой воришка обрадованный, что обманул честного человека, да еще за спиной отцовской язык ему покажет, рожки пальцами изобразит, гадости про него знакомым расскажет со смехом...
Что там говорить, и обворовывали в собственном доме его друзья записные. Приходили, за столом пили-ели. В глаза ласковые слова говорили. А потом из шкафчика деньги пропадали. Их жены-дети потом обратно приносили, потому что пьяные бездельники эти работать отказывались и даже кичились своим принципиальным тунеядством, но сами воришки на глаза Отцу попадаться боялись и прощения не просили. Странным образом эти русские по происхождению люди повадками, ужимками, манерами, мыслями начинали походить на лукавых сребролюбивых чужестранцев с черными холодными глазами.
А Отец потом молебны в церкви за их здравие заказывал. Молился по ночам за каждого лихоимца месяцами, а то и годами, просил Господа простить их, чтобы не наказал Судия суровый за воровство. Ибо деньги лихие убить могут и кровью из горла хлынуть, как святые отцы учат.
Дед ? тот, говорят, такой же щедрый был. Все, что сам умел и имел, сыну своему младшему передал, который с детских лет поражал всех ясным взором прозрачных синих очей. От взора того чистого жаром недругов обдавало, зато добрые люди тянулись к нему и выносили из разговоров благодарность Богу за то, что дает Он на землю сыновей Своих.
В юные годы Отец, тогда завидный жених, полюбил девицу кротости необычайной. И странное дело, лишь ему одному и удалось разглядеть в ней красоту сокрытую. Другие парни в ее сторону и не глядели, а при случае говаривали про нее небрежно через плечо: тощая да забитая. Только Отец смог оценить ее скромность, верность и женственность. Всего-то три денечка удалось им походить да повздыхать, взявшись за ручки. Забрали парня во солдаты аж на три года. И только частые письма летали между ними белыми голубями. А как вернулся он из армии, так сразу свадебку и сыграли.
Вот тут и расцвела красота ее во всю силу. Особенно, когда она сыночков носила в себе. На лице Матушки тогда царила лишь таинственная улыбка. Взор же ее ласковых глаз, все внимание и мысли обращались под сердце, где пульсировало маленькое сердечко невидимого, но властного человечка.
Оттуда, из глубин своего сокровенного существа, как из теплых океанских глубоководий, маленький человек подавал ей команды. То требовал он вкусной и здоровой пищи, то нуждался в чистом воздухе и движениях. Еще любил он нежаркое солнышко, шелест листочков, щебетание птиц и жужжание пчел. Как-то умел он глазами Матери видеть цветы, и от красоты и аромата их то замирал, то радостно играл. Терпеть не мог он криков и брани. А особенно этот махонький властитель ее материнства любил молитву в церкви. Словно теплые токи источал он во время Херувимской, согревая этими лучами не только мать, но и всех стоящих вокруг. И улыбка на лице Матери этого невидимки в такие мгновения озарялась тихим светлым сиянием.
Мужчина видный и крепкий, Отец по случаю и без случая носил ее на руках: то дома, то на дворе широком, то во поле чистом. И тогда утопала ее хрупкая фигурка в его крутоплечих богатырских объятиях, как голубиное перышко в ладони великана. А смущенное нежданной лаской безмятежное лицо ее, зарумянившись, зарывалось в складках рубашки на его широкой мужниной груди.
