— Мне привести милицию?
— А зачем нам милиция? Нам ее не надо.
— Тогда ведите.
В темной сырой комнате лежал мальчик, отвернувшись к стене. Лидия Михайловна присела на край кровати, ласково погладила его грязную голову и повернула к себе лицо. Под глазом и на лбу виднелись синяки.
— Как ты себя чувствуешь, Толик?
— Хорошо, Лидия Михайловна, — тонким голоском ответил мальчик.
— Ну вот, слышите: хорошо, — просипела женщина в халате. — И нечего беспокоиться. Полежит денек-другой и обратно в школу пойдет.
— Ну-ка, выйдем, — тихо сказала Лидия Михайловна. Мы вышли из комнаты и вернулись на кухню. Она глянула на детей и сказала им: — Ребята, пойдите, погуляйте.
Когда дети, испуганно озираясь, вышли, Лидия Михайловна сказала негромко, но со сталью в голосе:
— Послушайте меня внимательно, товарищи родители. Если вы еще хоть раз тронете Толика, — а я теперь буду наблюдать за ним и за вами. Так вот обещаю, что сделаю все возможное, чтобы отправить вас на скамью подсудимых за избиение детей, тунеядство и пьянство. Слышите! Я теперь вам покоя не дам. Да вы знаете, что Толик один из лучших учеников класса, у него способности, он добрый, отзывчивый мальчик. Я за него буду воевать, слышите!
Наконец, мы вышли на улицу и по солнечной стороне побрели к остановке трамвая. Света взяла маму под руку, прижалась головкой к ее плечу и сказала:
— Мама, давай возьмем Толика к себе. Я ему сестрой буду. Вот увидишь, мы с ним подружимся.
— Я не сомневаюсь, дочка. Только, к сожалению, это не так просто. У него есть родители.
Пока они вслух рассуждали, я думал о том, как можно так жить, как эти несчастные. Кругом такая интересная жизнь, а они пьянствуют, сидят во тьме и ужасе. И еще я любовался Светой и ее мамой. Рядом со мной шли две женщины: одна умудренная опытом, взрослая, другая — маленькая женщина, будущая мать.
Мы в тот день посетили еще три проблемные семьи. Почти всюду нас ожидало то же: грязь, грубость, пьянство и несчастные дети. И каждый раз Света предлагала маме поселить детей у себя. И только в конце обхода она всхлипнула и сдавленным голоском жалостно протянула:
— Мамочка, что же это? Сколько несчастья, сколько беды вокруг. Причем дети? Почему им-то мучиться?
— Ты, Светик, только чуть-чуть коснулась этого мира. Вот подрастешь, тогда поймешь, что всех детей к себе не переселишь, всех не защитишь. Иногда просто руки опускаются, глядя на все это. Но со временем понимаешь: надо просто делать, что можешь, и терпеть.
Вернувшись домой, я посмотрел на родителей другими глазами. Это было открытие: мне очень, очень с ними повезло. Трезвые, трудолюбивые, заботливые, если и поругают, то за дело, а потом еще и пожалеют. Отец порой бывал суров, когда уставал на работе, или я чего-нибудь натворил. Но уже назавтра он снова улыбался, и тучи рассеивались. И тогда он позволял мне все. Он мог ни с того ни с сего принести домой охапку цветов, свертки с подарками или сумку с «вкусненьким». И тогда в дом приходил праздник.
Мама даже ругаться не умела. Ей было трудно просто повысить голос. Когда мы с отцом чем-то ее огорчали, она могла промолчать, даже всплакнуть в уединении. Мы тогда переживали, ругали себя последними словами и всегда просили у нее прощения. Все внутренние проблемы семьи сглаживала мама. Она была удивительно цельной натурой: мягкой, тихой, кроткой. Когда мне приходилось видеть ее больной, печальной, усталой — у меня внутри все таяло от любви к этому ангелу. Тогда мне казалось, что я и дня не смогу прожить, если она умрет. Нет, уж лучше я умру первым. Нет — пусть мы оба, в один день, в один миг, взявшись за руки…
Мои добрые, дорогие, прекрасные родители куда-то собирались. Папа искал сандалии и темные очки. На столе стояла сумка. Мама складывала в нее свертки с банками, с трудом сдерживая смех.
— Вот, сынок, пригласили нас на пляж.
— Кто?
— Родители твоего Димы, — вздохнула она, гася улыбку. — Пойдем, поужинаем на природе.
Во дворе нас ожидали бесстрастный Дима, «великий» папа и не менее великая мама. Они держали в руках четыре туго набитые сумки. Пляж к этому времени почти опустел. Мы выбрали удобное место поближе к воде и расстелили на теплом песке большое одеяло. Пока взрослые занимались опустошением сумок, мы с Димой купались. Доплыли до красного пластикового буйка, побили его кулаками, как боксерскую грушу. Услышали свисток из будки спасателя, помахали ему рукой и вернулись на берег. Брызгая мокрыми волосами, сели на одеяло. А там!..
В кастрюле белела вареная картошка в масле с укропом, в
