После Дагомыса пестрое многолюдье несколько поубавилось и вновь оживало в приморских поселках и городках: Лазаревском, Аше, Туапсе, Джубге. Таксист ему достался молчаливый, поэтому Андрей прикрыл глаза, положил пальцы на пульс и углубился в Иисусову молитву.
В сером, будто покрытом цементной пылью Новороссийске Андрей приоткрыл глаза, удивившись стремительному перенесению, и снова «сошел в сердце».
Но вот за горным перевалом сверкнула поверхность озера Абрау в чаше зелено-кудрявых горных холмов. У магазинчика шофер притормозил. Андрей заполнил несколько пакетов продуктами. Машина сделала еще несколько горных виражей среди густых зарослей кустов и деревьев и, подъехав к школе, остановилась у двухэтажного панельного дома. Этот дом Андрей помнил лет эдак с шести. Окно второго этажа распахнулось — и вот уже старенькая тетушка сквозь слезы улыбается ему и машет загорелой рукой.
Когда он расплатился с шофером и выгрузил сумку и пакеты на скамью, сзади его обняли тоненькие руки, за спиной слышался сдерживаемый смех. Ну, вот она и вынырнула из-за спины: рот до ушей, черные глаза рассыпают искры смеха, голенастые бронзовые ноги вытанцовывают огненную лезгинку.
— Племяшечка моя маленькая! Любимая девочка... Вот это маленькая! Да ты уже скоро с меня ростом будешь! Бери пакеты, егоза, и помогай домой нести.
Тетушка мокрыми от слез щеками прижималась к его груди, рыдания не давали ей говорить, она только гладила его плечи и кивала седой головой.
Аня скакала по комнатам, скороговоркой выдавая серию новостей, потом схватила кусок колбасы, положила на хлеб и унеслась во двор.
— Собак своих побежала кормить... — виновато улыбнулась тетушка, размещая продукты на полках старенького холодильника. — Можешь полюбоваться в окно.
Андрей с трудом оторвался от знаменитого тетушкиного борща со старым салом, молодым чесноком и болгарским перцем. Отвел занавеску и увидел, как во дворе стояла Аня и маленькими кусочками раздавала еду голодным собакам разных пород. Они тявкали, прыгали, визжали-подвывали от нетерпения. Племянница сама подпрыгивала в этой веселой кутерьме. Андрей окликнул ее и подбросил еще хлеба и колбасы. Кутерьма получила новый импульс. Аня завизжала от счастья и, громко смеясь, подпрыгивала, разбрасывая куски.
— Ну, как на нее обижаться! Ведь она, глупая, чуть не все со стола во двор собакам несет. Сама уже как скелет стала, вечно голодный ребенок... — ворчала тетушка, с улыбкой любуясь внучкой.
— Ничего, ничего, рука дающего не оскудевает. Купаться на озеро пойдем? А то скоро стемнеет.
— Ой, Андрюша, я-то с удовольствием, только ведь меня тащить придется: нога моя гнется не в ту сторону.
Андрей с племяшкой, крепко поддерживая под локотки тетушку, по крутым каменистым дорожкам спустились к озеру.
Здесь на горячей гальке, на привязанных цепями лодках сидели и барахтались в зеленовато-голубой воде семьи с детьми. Тетушка присела на край лодки, разбирала сумку и раскладывала по облупившемуся сиденью мыло, мочалку, полотенца, шампунь. Аня обежала детей, чем вызвала всеобщий бурный восторг.
От воды парило, искрило розовым светом заходящего солнца. В синем темнеющем небе плыли прозрачные розоватые облака. Когда умолкал детский смех, наступала гулкая тишина, нарушаемая едва слышными плесками мягких волн. Они сбросили одежду и втроем вошли в озерную зеркальную синеву.
Мягкая вода окутала их чуть не горячими слоями верховодья и донной илистой прохладой. Вокруг запузырились пенистые барашки, запрыгали яркие золотистые солнечные зайчики. Тетушка только охала от удовольствия, нежась в прибрежном мелководье, зато Аня в брызгах и волнах с подвизгиванием устремилась к центру водного зеркала. Андрей поплыл за ней вдогонку, но не тут-то было! Девочка, высунувшись на полкорпуса из воды, летела, как глиссер. По животу и ногам Андрея ласково скользили водоросли, вода полосами то обдавала теплом, то освежала холодком. В теле появилась бодрость, усталость растаяла, будто растворилась в этой мягкой жемчужной воде.
Чистые и свежие, они сидели на теплых досках лодочных сидений и наслаждались тишиной. Купальщики разошлись по домам «вечерять», и покой нарушался только вздохами чаек и плеском мелкой волны.
Аня прислонилась своей бронзовой худенькой спинкой к широкой мускулистой спине дяди и затихла, глядя на фиолетовое засыпающее небо. Тетушка рассказывала о житье-бытье.
Когда-то красивейший поселок, знаменитый на весь мир коллекционным шампанским, чистым морем и уникальным озером с мягкой водой в горной чаше, в последние годы разрушался и ветшал. Работники винзавода получали гроши, воровали и потихоньку спивались. Все реже здесь улыбки и смех, все злее и завистливее глаза людей.
Некогда роскошный парк с белыми статуями, парадной лестницей, розовыми клумбами и подстриженными кустарниками, зарослями жасмина, голубыми елями, мозаичным фонтаном и чистенькой набережной — сейчас производил удручающее впечатление разрухи и заброшенности. Зато по зеленым склонам гор появились шикарные виллы хозяев новой жизни. Раньше по берегу озера каждый день собирали мусор и тщательно подметали — теперь всюду валялись черно-зеленые
