Теперь вот дошел черед и до Бразилии.
Бомбы и снаряды, разумеется, рвались вдалеке от Сан-Паулу, в Европе и Северной Африке, но Бердинацци все равно не рискнул отпускать дочь из дому.
— Проклятье! — ругался он. — По радио объявили о призыве холостых парней в Экспедиционный корпус. Наш Бруну, как совершеннолетний, может попасть под мобилизацию.
Энрико Медзенга тоже был совершеннолетним и холостым, а потому также волновались и его родители.
Не в силах справиться с тревогой и бессильным гневом, Антонио Медзенга возмущался в таверне:
— Правительство начало войну не на той стороне! Теперь мы должны воевать не только с Германией, но и с Японией, и с Италией! А это означает, что отношение к нам, «бразильянцам», вскоре переменится. На нас будут смотреть с опаской, помяните мое слово.
Он не ошибся: спустя несколько дней к нему в дом постучался полицейский с требованием отдать радиоприемник. Медзенга послал гостя куда подальше, но тот сообщил, что выполняет распоряжение властей и должен отобрать приемники у всех немцев, японцев, а также итальянцев.
— Тогда тебе следует идти к моему соседу Бердинацци! — расхохотался Медзенга. — Это он итальянец. А я родился в Бразилии.
Он пошел искать метрику, а Энрико пригрозил полицейскому, вознамерившемуся последовать за Медзенгой:
— Никто не посмеет войти в наш дом без приглашения. Мои дед и бабушка зачали отца в Италии, под оливами, но родился он здесь, под кофейным деревом.
— Хочешь сказать, что ты — бразилец? — криво усмехнулся полицейский. — Ну так и пойдешь воевать за нашу родину в первых рядах. Обещаю посодействовать!
Антонио тем временем отыскал свидетельство о рождении и с нескрываемым удовольствием сунул его полицейскому:
— На, сам убедись, что я — коренной бразилец!
Ему оставили радио, а у Бердинацци — отобрали. Это и дало повод Медзенге лишний раз позлословить над соседом. Пропустив стаканчик в таверне, он как бы между прочим заявил:
— Вот подумываю о покупке фазенды Бердинацци, — и, в ответ на недоуменные взгляды присутствующих пояснил: — Ходят слухи, что итальянцы, немцы и японцы больше не смогут иметь собственность в Бразилии.
Приятели оценили шутку Медзенги, отреагировав на нее дружным хохотом. А сидевший в дальнем углу Бердинацци лишь побагровел от гнева, но связываться с обидчиком не стал, потому что крыть ему в данном случае было нечем.
— А что, если и вправду у нас станут отбирать земли? — всерьез обеспокоились итальянцы, которых в этой таверне было немало.
— Умру, я не отдам! — стукнул кулаком по столу Бердинацци.
Домой он пришел в мрачном расположении духа, а там его ждало совсем уж печальное известие: Бруну получил повестку с призывного пункта.
— Не пущу! — разъярился Джузеппе. — Как приемник иметь, так мы — итальянцы, а как воевать, так бразильцы?!
— Не надо, отец, — тихим голосом одернул его Бруну. — Я родился здесь, на эти плантациях, и другой родины у меня нет. За нее я буду воевать и не погибну, потому что мне надо посадить еще много кофейных деревьев.
— Но по крови ты — итальянец и, значит, будешь стрелять в своих же? — не мог успокоиться Джузеппе. — У меня в голове такое не укладывается! Будь проклят этот сумасшедший мир с его дурацкими войнами!
На следующий день, однако, выяснилось, что Бруну будет проходить военную подготовку вблизи от дома, а об отправке на фронт речь пока не идет. У Мариеты несколько отлегло от сердца, а Джузеппе и вовсе благодушно предположил:
— Может, пока его обучат воинскому искусству и война успеет закончиться?
Энрико Медзенге тоже в любой момент могла прийти повестка, и он решил воспользоваться этой ситуацией.
— Я люблю Джованну Бердинацци и хочу на ней жениться, — заявил он отцу, нисколько не сомневаясь в его реакции.
— Только после моей смерти ты сможешь жениться на девке из семейства Бердинацци! — ответил Антонио.
— Тогда я отправлюсь на войну, добровольцем! — сделал очередной ход Энрико.
— Так ты вздумал меня шантажировать, мерзавец?! — возмутился отец.
— Нет, — возразил Энрико. — Просто без Джованны мне не нужна моя жизнь, и я пойду искать смерти.
Он вышел, хлопнув дверью, а Нэна с рыданиями бросилась к мужу:
— Догони его! Останови! Мальчик говорит разумные вещи: ведь женатых не берут в армию.
— Все так, — согласился Антонио, — но он мог бы жениться и на ком-нибудь другом…
— Нет! Он давно любит Джованну, я знаю! Беги за ним!
— Никуда он не денется до утра, — заверил ее Антонио. — А к тому времени я все обдумаю.
Ночью он ни на минуту не сомкнул глаз и, когда под утро Энрико вернулся домой, сказал ему скрепя сердце:
— Женись на ком хочешь.
— Хочу на Джованне! — засмеялся ободренный Энрико.
— Это я уже слышал, — мрачно произнес Антонио. — Только Бердинацци вряд ли отдаст за тебя свою дочку.
Энрико был готов к такому повороту событий и тотчас же выложил отцу единственно возможное решение:
— А ты уступи ему кусок земли, на который он давно зарится!
— Никогда этому не бывать!
— Не торопись с ответом, отец, — посоветовал ему Энрико. — Подумай хорошенько. Из-за несчастного клочка земли ты можешь лишиться не только работника, но и единственного наследника. На войне ведь убивают. А повестка может прийти уже сегодня…
Дождавшись рассвета, Медзенга обрядился в праздничную сорочку и, чертыхаясь про себя, пошел к соседу.
Бердинацци, как и следовало ожидать, встретил его враждебно, однако услышав, с чем пришел Медзенга, попросту потерял дар речи.
— Мне понятно твое изумление, — продолжил между тем Антонио. — Я и сам… того… не в восторге… Но мой сын пригрозил, что уйдет на фронт, если мы с тобой не позволим ему жениться на Джованне!
— А я тут при чем? — оправился наконец от шока Бердинацци. — Пусть идет под дули. Мне-то какое дело?
Услышав такой ответ отца, Джованна с истошным криком выбежала из кухни и пала на колени перед Джузеппе.
— Папа, не губи Энрико! Я не могу жить без него!
— Что?! — взревел от ярости Бердинацци. — Значит, все это правда? Ты путаешься с Медзенгой?!
Он замахнулся, чтобы ударить дочь, но Антонио перехватил его руку:
— Поостынь, сосед. Ты еще не услышал самого главного: я отдаю тебе спорный участок. Можем хоть сейчас пойти к нотариусу.
Это действительно был аргумент!
Бердинацци, не ожидавшей такого подарка, медленно вытер пот со лба и, обдумывая окончательный ответ, решил немного покочевряжиться:
— До чего ж трусливыми оказались на поверку эти «бразильянцы»! Готовы унижаться и отдавать
