Глава 17
Вот уж кто знал, чего он хочет, так это Ралф. Лейя, похоже, стала богатой наследницей, и он хотел во что бы то ни стало быть с ней рядом. После досадной встречи Сузаны и Лейи Лейя не отвечала на его телефонные звонки. Но он продолжал звонить, торопясь сказать что-то нежное, проникновенное. Ему важно было добиться согласия на свидание, а там уж он не сомневался в успехе. Наконец он сообразил, каким ключиком откроет так громко захлопнувшуюся дверь.
— Я приготовил для тебя чек, — торопливо сказал он в трубку. — Приезжай и получи его. У тебя наверняка большие расходы. Деньги тебе понадобятся.
— Непременно, — ответила Лейя сухо.
И они договорились о встрече, но, положив трубку, Лейя почувствовала, что растрогана. Ралф впервые проявил заботу, и она была ей небезразлична.
А деньги были действительно нужны. Надо платить жалование работникам, но ни Маркус, ни Лия не знали, какие суммы Бруну предназначал для этого, с какого счета снимал деньги. Маркус боялся притронутся к колонкам цифр, за которым скрывалась могучая империя, состоявшая из людей, быков, кормов, пастбищ, помещений, покупателей, кредитов, аренду и еще многого, чему он не знал и названия и что обычно, по-житейски, называлось «богатством».
Как он клял себя за то, что в свое время не помогал отцу, не вникал в его дело.
«Отец жив! Жив! Он не может погибнуть, — твердил себе Маркус. — И как только он вернется, я буду ходить за ним как собачонка, буду повсюду ездить с ним. Научусь покупать и продавать бычков. Научусь всему и рано или поздно тоже смогу управлять этой таинственной империей».
Однако срок кое-каких финансовых обязательств Мясного Короля истекал, и Маркус решил, что проще всего будет продать какое-то количество бычков, чтобы погасить задолженность. Но ему не хотелось вставать на этот путь, поэтому он нервничал.
— Давай смиримся, не будем себя больше обманывать и постараемся разобраться в его делах, — предложила сыну Лейя, желая его успокоить.
Резким движением Маркус сбросил материнскую руку с плеча.
— Торопишь смерть отца, чтобы получить свою часть поголовья на прокорм любовника-дармоеда? — злобно спросил он. — Не дождешься!
И не слыша уже слов матери, которая что-то говорила ему вслед, выбежал из комнаты.
Мариета ждала вестей от Маркуса, но их не было. Она нервничала и тосковала.
Отавинью всерьез заинтересовался отчетом, составленным его отцом, после того как поговорил с инспектором Валдиром. Слова Валдира: «Отец твой умер, потому что считал племянницу старого Жеремиаса самозванкой» — не выходило у него из головы. Валдир сказал ему и о том, что отчет находится у Жеремиаса.
— Твоему отцу было поручено выяснить, где находится Джакомо со своей семьей.
Жеремиас не слишком охотно, но дал Отавинью отчет, и, изучив его, молодой человек согласился с выводом покойного отца: ему тоже показалось, что Мариета — самозванка. Однако, когда он заговорил об этом со своим патроном, тот довольно грубо ему посоветовал:
— Не лезь не в свое дело!
Старому Жеремиасу отрадно было думать, что Отавинью с Мариетой поженятся, а он им оставит все свое состояние и таким образом хоть как-то загладить свою вину перед родней.
«Красивая получится парочка!» — думал он, глядя на молодых людей, и то и дело говорил Мариете:
— А тебе не кажется, что парень от тебя без ума?
При этом старик был недалек от истины. Отавинью было в конце концов наплевать, кем доводится Мариета старику, в ней было что-то необыкновенно влекущее, и он чувствовал, что не сможет устоять перед ней.
Вместе с тем в его сердце была еще слишком свежа рана от потери отца. А эта обольстительная девушка была причиной, хотя, возможно, невольной, его гибели, и Отавинью, как-то подсознательно старался держаться подальше от опасной красавицы.
— Вы что, хотите меня выдать замуж? — спросила напрямую Мариета, всерьез рассердившись наконец на подмигивание старика.
— Конечно, не завтра, но хотел бы, — ответил старик.
— Я люблю Маркуса Медзенгу, — внезапно выпалила Мариета, — и хочу быть только с ним.
Старика будто подменили. Глаза его налились злобой. Глаза его налились злобой, рот искривился.
— Только не Медзенга! — угрожающе проговорил он. — Кто угодно, только не Медзенга! — И, наступая на племянницу, заорал: — Ты что, думаешь, я дурак? Думаешь, я не видел, что он вскружил тебе голову и ты бегала к нему в гостиницу? А он на своей машине так и кружил возле нашего имения! Но я забрал его проклятую таратайку, поняла? И чтобы духу его здесь не было! Можешь крутить любовь с кем угодно, но только не с Медзенгой, Мариета Бердинацци!
— Я не Мариета Бердинацци, — вдруг с той же злобой выкрикнула Мариета. — И я не позволю вам распоряжаться своей жизнью, сколько бы у вас не было денег! Я не собираюсь спать с Маркусом под кустом, как спала бабушка Джованна!
— Ну-ка повтори, повтори, что ты сказала? — наступал Жеремиас.
— И повторю: я не Мариета, я не дочь вашего брата Джакомо! Я никогда не выпадала из грузовика! Никогда не работала на плантациях!.. — не отступая ни на шаг, так же громко орала бывшая Мариета.
— Господи Боже мой! А кто же ты тогда? — старик растерялся.
— Рафаэла Бердинацци, внучка вашего брата Бруну, погибшего на войне! И немедленно уезжаю к Маркусу на его машине. Извольте мне ее вернуть, и немедленно!
И уже ничего не боясь, с головокружительным чувством счастья Рафаэла набрала номер Медзенги и сказала:
— Маркус, сейчас я к тебе приеду!
А проходя мимо Жудити, обронила:
— Так устала от бесконечного вранья!
Потом Рафаэла поднялась к себе в комнату, собрала вещи. С собой она взяла только необходимое, оставив на самом видном месте чековую книжку.
— Я все сделала неправильно, — тяжело вздохнула Рафаэла. — А главное, совершенно напрасно поддалась на уговоры подонка Фаусту. Состояние нужно было ему, а не мне. И он с моей помощью хотел прибрать его к рукам. Но потом все так запуталось, что не врать уже было невозможно. Зато теперь все пойдет по-другому, хоть мне никто уже не поверить, что я все таки Бердинацци. Но пусть дядюшка-дедушка знает, что мне не нужны его паршивые деньги!
Высоко подняв голову, Мариета-Рафаэла спустилась по лестнице и уселась в машину, которая уже стояла у крыльца. Ей было жаль дядюшку, она успела к нему искренне привязаться, но что было делать? Маркус ей был дороже…
Мариета-Рафаэла уехала, и имение опустело. Старый Бердинацци вечером набрался до бесчувствия. Он пил и дальше, если бы Жудити не отобрала у него бутылку.
— Будет вам! Ничего вино не лечит. Никого оно до добра не довело.
— Медзенги! Проклятые Медзенги! — бормотал Жеремиас. — Ну погодите! Я скуплю все, что вы станете продавать. А вы продадите все — бычков, землю… Все! Видел я этого слюнтяя Маркуса, он подковы ломаной не стоит! Бруну тоже не был королем, но хватка у него была, а сынок его тряпка! Бруну? Она сказала Бруну? Тоже соврала, наверное? Он ушел на войну мальчиком, и там ему было не до романов…
На следующий день Жеремиас все рассказал Отавинью. И того тоже охватила тоска. Все разрешилось само собой, без него. А он-то, чтобы выяснить правду, собирался отправиться на поиски Луаны…
— И что же вы теперь будете делать? — спросил он.
— Ничего, — ответил старик, — больше я ничего не буду делать. Я буду ждать, когда объявится кто-то
