полусапоги на ногах. Боевая раскраска из сажи на лице. За спиной – на обшитой камуфляжной тканью пластине - укреплены ножны меча, держатель с арбалетом и колчан со стрелами. Поверх ножен и держателей - рюкзак из такой же ткани с минимумом пожитков. На широкой портупее – три метательных кинжала и наручники. Со стороны Вера выглядела, как обычный спецназовец, может быть только более щуплый и низкорослый, чем большинство из них. Никто бы не сказал, что это – девушка. Вот только походка у неё была одновременно вялой и крадущейся, - у какого-нибудь очень наблюдательного знатока, могло закрасться подозрение, что этот «парень» был знаком с диггерами. И вряд ли кто-то обращал внимание на необычный чехол на портупее – туда Вера прятала секачи. Зозон категорически запретил носить их открыто, чтобы не привлекать ненужного внимания.
В переходах спецназовцы шли колонной на расстоянии трёх-пяти шагов друг от друга. Так легче было всем сразу не попасть в засаду или под арбалетный залп неприятеля. Командир пятёрки никогда не шёл первым или последним – офицер не должен был нелепо погибнуть.
Сейчас по туннелю впереди шёл Паук. Вера с первых дней с ужасом смотрела на этого мутанта. Вытянутая яйцевидная голова, уродливое лицо с постоянно меняющимися гримасами на нём, длинная шея, длинные руки и ноги. Сам худой и ужасно горбатый. Один его вид вызывал отвращение. Хорошо хоть его кушетка в казарме была через ряд от Веры. Но и здесь Веру раздражала его дурацкая привычка молиться по вечерам. Паук доставал какую-то картинку, клал её перед собой и что-то неслышно шептал с закрытыми глазами. Потом, забываясь, он начинал шептать громче и до Веры доносились кощунственно звучащие из уст урода слова: «Благодарны суще недостойныя рабы Твои, Господи…». Уж ему то за что кого-то благодарить?!
Паук был настолько ужасен, что не один из воинов никогда не завещал ему своих жён. С такими патологиями найти нормальную женщину, даже не смотря на нехватку мужиков, ему было нереально. Он мог рассчитывать только на мутантку, такую же как сам. Он может и нашёл бы такую, да привёл её в Урочище. Но что будет с ней, если он погибнет? Кто из его боевых товарищей потом позаботился о ней? Что станет с его детьми? И какими будут – его дети? Нет, Паук смирился со своей участью и жил один.
Не смотря ни на что, в отряде к Пауку относились хорошо. Он был просто солдатом, который, так же как и все, мог завтра погибнуть в бою. Иногда, правда, подвыпившие спецназовцы начинали отпускать жёсткие шутки в адрес Паука. Он же тупил глаза и молчал.
Вера первое время не понимала, почему Паука так ценят Зозон и другие. Дрался он чуть лучше какого-нибудь ополченца. В спаррингах даже Вере почти всегда проигрывал. Ответ на этот вопрос Вера нашла не в спарринге и не в бою.
Вера знала, что Паук делает детям удивительно красивые и достаточно сложные игрушки: маленькие дрезины, каких-то дёргающихся человечков и зверюшек. Дети с нетерпением ждали новых игрушек, хотя от самого Паука шарахались. Даже Вера, порой, не могла удержаться от желания потрогать созданные им чудеса, которые часто видела у малышей. Но ей не случалось видеть, как Паук их мастерит. Потому что в блок Урочища Вера возвращалась после команды «отбой», когда Паук молился или уже ложился спать.
Но однажды она пришла чуть раньше. Войдя в казарму, она увидела что-то на топчане Паука. Лишь спустя несколько секунд, когда пришла в себя, она поняла, что это – сам Паук. Он был без камуфляжной куртки. В его майке на спине проделана огромная дыра, из которой росли ещё шесть рук. Длинные, но очень худые, тоньше руки младенца, обтянутые тёмной морщинистой кожей с редкими волосами, свободно выгибающиеся из-за спины, с длинными членистыми пальцами, - они больше походили на щупальца или конечности насекомого. Всеми восьмью руками Паук ловко орудовал, что-то строгая и подкручивая в своей новой игрушке. Он так увлёкся, что не обратил внимание на Веру. Но потом быстро глянул и как-то смутился. Это вызвало очередную нелепую гримасу на его лице. Он быстро убрал за спину свои дополнительные руки, которые сплелись в плотный клубок, и набросил на спину куртку, которая превратила кошмарное сплетение конечностей в огромный горб.
Спустя пару дней Вере пришлось увидеть, что может Паук в настоящем бою. Чтобы быть на равных с другими спецназовцами, он всегда тренировался, как обычный двурукий воин. Но иногда он уходил в глубь туннеля, чтобы развернуться во всю свою силу. В его камуфляже на спине был разрез. В пол-секунды из него появлялись шесть конечностей. Они были слабее обычных рук. Но каждая конечность могла метать ножи, наносить удары врагам длинными и острыми дротиками, доставать из колчана стрелы и снаряжать ими арбалет, в разы увеличивая скорострельность. Поэтому у него было больше, чем у других спецназовцев, метательных ножей и стрел в колчане. И кроме меча у него за спиной торчали трубки от двух разборных копий.
Они шли по Большому Проходу. От Жака Вера слышала легенды про этот страшный туннель, соединявший две артерии подземного мира. Диггеры никогда сюда не ходили. И вообще никогда не ходили в район подземелий, где бывал или мог появиться Шатун. Когда пятёрка шла по Октябрьской и подходила к воротам, ведущим в Большой проход, она тревожно спросила об этом командира. Но Зозон спокойно ответил:
- Да. Когда-то Большой Проход был гиблым местом. Несколько обозов здесь ушли в никуда. Но потом стало спокойней. Говорят, после того как здесь прошёл Посланный. Может он укротил Шатуна, а может, это было просто совпадение. Со времён Великого Боя в Проходе вроде бы никто больше не пропадал. Иногда всякие глупые истории происходят с одинокими путниками. Да и сейчас в Проходе по-прежнему бывает жутковато. И время там как-то по другому течёт и пространство какое-то не такое. Поэтому думают, что Шатун оттуда никуда не ушёл. Просто почему-то перестал убивать. Может быть, он спит или просто наблюдает. А когда наскучит – немного резвится с людьми.
Когда они вышли за ворота, Вера сразу почувствовала то, что Зозон назвал словом «жутковато». Вроде бы обычный туннель. Но ощущение такое, что он заполнен тягучим воздухом. Лучи фонарей выхватывали метра два-три пространства впереди. Звуки были приглушёнными. Движения замедлились. Туннель пошёл в гору. Хотя можно ли верить своим ощущения в Большом Проходе? Шли не меньше часа. В какой-то момент Вера почувствовала незримое присутствие кого-то большого и могучего. Как-будто кто-то смотрел ей сверху в затылок, презрительно её изучая. Она даже обернулась, но никого, конечно, не увидела. Наконец, они добрались до ворот Единой.
Единая. Эту станцию переименовывали в третий раз. Сначала Купаловская, потом Нейтральная, теперь Единая. Она так и осталась станцией-фортом. Правда часть разрушенных домов-дотов было демонтировано и на их месте теперь стояли каркасные хижины. После Великого Боя в порыве воодушевления собирались развалить всю крепость. После создания Республики и победы над ленточниками разделять-то вроде бы было некого. И даже приступили к осуществлению проекта. Но несколько набегов змеев и ползунов притушили пыл энтузиастов.
Правда свой чисто военный статус станция утратила. По распоряжению Администрации Республики население воинственной станции должно было очищать и распахивать на Поверхности целину и возделывать картофель. Присланный из Центра администратор сообщил разнарядку по уплате налога. Это возмутило вчерашних полубандитов-полувоенных, которые ко всему прочему не забывали о своей роли во время Великого Боя. Администратора избили и прогнали со станции. Преемник погибшего Головы – атаман Пацурай – объявил о выходе Нейтральной из Республики. Нейтралы от мала до велика радостно кричали, махая над головами арбалетами и мечами. Они были готовы защищать свою станцию до последней капли крови.
Но всё решил очередной обоз из Центра. Полтора десятка спецназовцев под видом ходоков вошлии на станцию. Не успели за ними закрыться ворота, как спецназовцы, выхватив припрятанное оружие, рассыпались по станции. Одни ворвались в резиденцию Пацурая, вырубив охрану. Другие вихрем пронеслись по станции, сея среди хладнокровных нейтралов панику. Третьи уложили дозор и открыли на распашку ворота, впуская на станцию армию. Всё было сделано быстро, решительно и малой кровью – не одного пострадавшего республиканца и пару убитый нейтралов.
Через двадцать минут Пацурай и семеро его приближённых связанными стояли на коленях на шпалах полотна и выслушивали приговор следователя о перечне совершённых ими преступлений. Следователь обезглавил Пацурая. Затем великодушно объявил об амнистии его приближённым при условии присяги на верность Республике. Двое, не смотря на презрительные взгляды остальных повстанцев, присягнули. Пятерых оставшихся пришедший из Центра кузнец на глазах присутствующих заковал в кандалы. Их ждала бессрочная каторга на Поверхности. В течении нескольких часов под руководством следователя силами
