- Офицер, ты сам не веришь тому, что говоришь. Я и вас-то вымолил еле-еле. Наше направление считается бесперспективным. Центру на нас, по большому счёту, наплевать. Он только зорко следит за тем, чтобы я налоги вовремя платил, и чтобы восстание не началось на моей станцией. Еже ли бунт подавить, так они хоть всю армию пришлют! Уж очень они боятся нового партизанского восстания, на подобии талашовского. А по поводу прочих угроз и опасностей, так это сугубо мои проблемы. Начнётся долгая нудная переписка, обмен бюрократическими официальностями. А армия сюда дойдёт только тогда, когда станцию уже от лесников отбивать надо будет.
Один из приближённых Батуры испуганно смотрел на своего разошедшегося начальника. Он схватил администратора за руку, как бы пытаясь остановить его прорвавшуюся речь. Батура отстранился и продолжал:
- Видишь, офицер, мне уже всё равно. Хочешь – возвращайся в Центр и пиши на меня рапорт. Ты можешь, а вернее должен, по уставу сообщить о подобном брожении мысли. Мне осталось не долго. Не за себя я трясусь. Пекусь за этих обмороков, которые здесь живут; их детей и жён. Но будь уверен, очень скоро большой кровью тебе придётся отбивать эту станцию у лесников. Ты, конечно, сделаешь это с честью. И вот когда прогуляешься по обезлюдевшей станции и попинаешь ногой детские черепа – обязательно вспомнишь этот разговор в этой дыре. И сможешь ли ты после этого спокойно спать?…
Батура хотел говорить что-то ещё, но очередной сильный приступ кашля, который он усилием воли до этого давил, прорвался наружу.
Спецназовцам выделили три квартиры. На этой станции жилья хватало. Не хватало людей. Зозон, не долго думая, сказал Вере:
- Ты давай в отдельную конуру, а мы – по-двое.
Вера так и не поняла, почему он принял такое решение – ей самой молодой в пятёрке – отдельное жильё. Он мог его взять себе, как командиру. Тем более Вера уже привыкла спать в одной казарме с мужиками, да и никто из спецназовцев по этому поводу не комплексовал. Хотя, с другой стороны, в казарме никогда не ночевало меньше пяти-семи спеназовцев, а здесь Вере пришлось бы ночевать с Фойером, с Пауком, с Лисом или с самим Зозоном в одной квартире вдвоём. Не то, чтобы Вера боялась домогательств; вряд ли кто из её сослуживцев захотел бы повторить историю Солопа. Просто, когда один-на-один в квартире – что-то в этом есть интимно-неловкое, чего Вере бы явно не хотелось. Поэтому она была благодарна командиру за отдельную квартиру.
Квартира Веры находилась у Озера. Так местные называли вырытую глубокую яму, постоянно заполненную водой. Перед тем, как выкопать яму, здесь был снят один пролёт рельсов со шпалами, и на этом месте вырыт котлован от обваливающейся стены станции до платформы. Сюда стекали сточные воды. И именно отсюда они откачивались посредством нескольких толстых шлангов идущих к электрическим и велосипедным насосам. И сейчас кто-то дежурил «по насосу» - был слышен медленный скрип велосипедного механизма, откачивающего воду.
Вода в яме была мутная. Но как бы там ни было, Вере не приходилось видеть нигде в Муосе такой большой «водоём». Работа насоса и сквозняки давали слабую рябь на воде, которая переливалась в свете единственной подвешенной к потолку станции лампочки. Поэтому зрелище завораживало. Вера легла на живот и глядела на Озеро через просвет между «створками» в тряпичной двери-занавеси своей квартиры.
- Где спрятала бульбу, сучка, - прохрипел чей-то сиплый голос, - сюда давай, стерва черномазая.
Серия глухих шлепков и женский крик:
- А-а-а. Не бей, только не в живот, не бей.
- Мамку не трогай.
В зловещей тишине станции эти крики прозвучали, как гром. Вера даже вздрогнула.
В тусклом свете, Вера увидела картину местной семейной драмы. Болезненного вида плешивый мужик тащил за волосы смуглую женщину. За ними бежал такой же смуглый мальчишка лет десяти, который хватал мужчину за одежду и требовал, чтобы он отпустил мать. Сопоставив внешность матери и сына, Вера догадалось, что они – мулаты, значит мать родом из Мавритании. Вера слышала, что все мавры теперь живут в Резервации, но видимо для таких гиблых мест, как Партизанская, этой было сделано исключение.
Женщина отчаянно вырывалась, кричала, пыталась мужчину укусить, сын хватал отца и, плача, тоже кричал, чтобы он отстал от матери. Сзади подбежала русоволосая женщина, которая стала бить пацана:
- Не лезь к отцу, мавр вонючий, вон пошёл.
Ещё трое маленьких детей стояли возле жилища этого семейного трио и плакали. Жилище стояло далековато от квартиры, в которой лежала Вера, но ей показалось, что все трое детей – тоже мавры.
Мужик столкнул женщину в Озеро. Воды ей оказалось по грудь, но по тому, как встрепенулась женщина, стало понятно, что вода очень холодная. Женщина подгребла к краю ямы, схватилась руками и стала пытаться вылезти. У неё не получалось, она стала просить мужа:
- Коля, достань, Коленька..
- Говори, ленточница вонючая, где бульбу спрятала. Говори, а то утоплю тебя здесь!
Мужик ударил пяткой в плечо женщине, которая отчаянно пыталась вылезти из ямы.
Русоволосую происходящее явно обрадовала. Пошатываясь от выпитого и от отчаянно вырывавшегося из её хватки пацана, она злорадно скалилась:
- Так, ей! Врежь суке этой!
Мулатка просила жалобно:
- Коля, я ж не себе её спрятала. Ты же себе на брагу оставил картошки, две бадьи уже с Ленкой выпили. Нам же есть нечего не останется до следующей раздачи. О детях своих подумай!
- Эти байструки немытые – не мои дети. Не знаю, где нагуляла их.
Он опять попытался ударить свою жену, но из-за выпитого его координация явно оставляла желать лучшего, он чуть сам не свалился в яму.
Пацан укусил русоволосую за руку, она вскрикнула и стала нещадно лупить его рукой по голове. Остальные дети плакали, но от жилища отходить не решались. Другим жителям Партизанской до происходящего никакого дела не было.
Мулатке становилось плохо, она уже не пыталась выбраться, а только стояла в воде, колотясь и заметно ослабшим голосом просила:
- Коля, Коля… Я же беременна… Это ж твой ребёнок…
Почему-то мужика эти слова ещё больше взбесили. Он снова схватил мулатку за пышную копну чёрных волос и стал тащить наверх. Пользуясь случаем, женщина уцепилась руками за край ямы и вылезла из неё, упав на «берегу». Николай стал бить её ногами, стараясь попасть именно в живот:
- Это не мой, не мой, не мой ребёнок…. От Ленки у меня будет ребёнок… Это из-за тебя, ведьма, она забеременеть не может…
Пока он ещё это говорил, Вера уже вылетала из своей хижины. В пять прыжков она оказалась рядом с мужиком. Она ударила его по ноге так, что он свалился на спину. Он удивлённо смотрел на подскочившего к ней полупарня-полудевку. Перед сном Вера сняла сапоги и камуфляж, выскочила в одних трусах и майке, и поэтому в ней не признали спецназовца. Мужик некоторое время так и лежал на спине, вытаращив удивлённые глаза на непонятно откуда взявшегося подростка.
Вера, давя в себе гнев, сказала первое, что пришло в голову:
- Как тебе не стыдно!
Помимо того, что эти неуместные слова были глупы здесь сами по себе, Вера произнесла их каким-то писклявым голосом. Мужик поднялся, бычьими глазами с перекошенной физиономией посмотрел на Веру:
- Да кто ты…
Вера уклонилась от замаха, одновременно делая мужику очередную подсечку. Он снова упал на пол. Вера тут же оказалась рядом с ним и стала проводить болевой на руку. Она уже готовила нравоучительную речь, но неожиданно с воплем на неё бросилась русоволосая. Вера никак не ожидала этого. Русоволосая
