- Как командир пятёрки, я должен знать прошлое своих людей. Я читал твою автобиографию. Знаю, что ты из Мегабанка. Я помню тот поход против Чистильщиков. Помню маленькую девочку, которую мы нашли среди трупов убитых. Помню следователя, который тебя куда-то потом увёл… Конечно, теперь трудно поверить в то, что тот перепуганный, зарёванный ребёнок – это Стрелка – один из самых смелых воинов Урочища.
- Я вас тоже помню, командир. Помню, как вы и ваши люди быстро и жёстко расправились с Чистильщиками. Но…
Вера замешкалась. Зозон поднял глаза и внимательно посмотрел на неё:
- Что «но»?
- Я помню, что вы умышленно не убили последнего чистильщика. Это за вас сделал следователь.
- Тебе показалось. Ты была ещё маленькой.
- И всё же это так – вы не хотели убивать чистильщика.
- Я не хотел убивать ребёнка.
- Он был Чистильщиком – одним из тех, кто расправился со всем моим поселением.
- Гм…
- Командир. Я просто хочу понять. Вас когда-то разжаловали…
- Я не хочу об этом говорить.
- Хорошо. Но совсем недавно вы запретили убивать малолетних лесников.
- Я решил, что они заинтересуют учёных Центра.
- Для этого было бы достаточно одного-двух лесников, а не целый выводок. Всё же почему вы это сделали?
- Зачем ты всё это спрашиваешь?
- Потому что я не могу понять, командир. Вы – идеальный солдат, отличный командир. Но…
- …порою веду себя, как слабак, - с горькой усмешкой закончил мысль Веры Зозон.
- Я не это хотела сказать.
- Сказать – нет, но подумала именно это.
Зозон опустил глаза и замолчал. Вера уже жалела, что начала этот разговор. Она вгляделась в лицо командира. Какая-то невыразимая тоска крылась внутри этого солдата. Тихо, как будто сам себе, Зозон высказал свои мысли вслух:
- Завидую я тебя, Стрелка. С одной стороны… Завидую, потому что у тебя всё так просто: весь мир делится на белое и чёрное. Есть свои и есть враги. За своих готова умереть, не задумываясь. Врагов уничтожаешь беспощадно. И уверена в своей правоте. Так, конечно, жить проще.
- Вы сказали «с одной стороны», а что с другой?
Зозон опять немного помолчал, водя ложкой по пустой тарелке.
- А я, чем больше живу, тем больше сомневаюсь… Может мне лучше было остаться в мастерских отца и делать сапоги и башмаки? Тут уж точно, никаких сомнений в своей правоте.
Вере не нравилось направление мысли командира. Человек, который стал для неё почти идеалом, высказывает сомнения в правильности дела, которое они делают. В её душу, в которой не так давно установился зыбкий покой, Зозон собирался бросить камень; даже не камень, а валун новых сомнений. Она вспылила:
- В чём сомнения, командир? В том, что надо наводить порядок в Муосе? Или вы считаете, что мы зря вымели лесников с Партизанской? Надо было их там оставить? Уж они-то точно ни в чём не сомневались. Сожрали б они Партизанскую на раз-два-три вместе со всем её населением. Или я не права?
- Может быть, и сожрали бы, а может быть и нет. Ты слышала, что рассказал тот пленник, которого мы у лесников отбили?: вроде бы уходить лесники собирались куда-то.
- Это только «вроде бы». Но даже если и так: сегодня они ушли, завтра вернулись. От того, что мы вырубили целое племя, не считая ту мелюзгу, которую вы пожалели, хуже не стало. В партизанских лагерях только вздохнули свободнее. Ещё бы пару таких операций, и конец лесникам. Та часть Муоса будет принадлежать Республике! Разве это плохо?
- У тебя всё так просто: уничтожить целый народ, только потому, что он нам не нравится.
- Какой народ, командир? Лесники – это народ!? Они - выродки, мутанты…
- Паук – тоже мутант.
- Паук – это другое дело. Он – ведь с нами, за нас.
- Лесники тоже могли бы быть когда-нибудь с нами и за нас.
- Они не могут быть с нами. Они не контактны.
- Хм.. А кто-нибудь пытался с ними вступить в контакт? Нет! Мы просто считаем, что они не вправе жить, потому что они - другие и нам мешают. А может как раз они - наследники этого мира. Может быть, Природа специально их сотворила, чтобы заменить нас, так похожих на своих предков, уничтоживших мир.
- Мне страшно слышать то, что вы говорите, командир. И что же: нам сдаться лесникам, змеям, чистильщикам?
- Я этого не говорил. Я не знаю ответов на свои вопросы. И не уверен, что мне когда-нибудь удастся их найти. Мне просто порой кажется, что все мы бежим по одному длинному туннелю. Бежим, ломая всё на своём пути и убивая друг-друга. Но выхода из туннеля нет. А в конце – стена, о которую мы все разобьёмся. А может быть конца и нет вовсе. И мы просто бестолково, бесцельно несёмся в никуда. Без цели, без веры, без Бога… Как бы я хотел, чтобы был Бог. Или хотя бы верить в Него, как лесники верят в свой Лес. Но где бы я не был: в Муосе и на Поверхности – Бога нигде нет. И нет никаких следов Его. Не во что верить! Он если и есть, то этот мир уже давно забыл… А ты веришь в Бога? Ведь отец твой был по совместительству капелланом поселения.
- Бога нет! И никогда не было – я в этом уверена. Когда я была маленькой, шептала какие-то молитвы. Теперь я в эти сказки не верю.
- А во что веришь?
- Я верю в справедливость. В справедливость, основанную на силе. И я уверена, что я и вы, командир, и все, кто живёт в Урочище – это то, на чём пока держится Муос.
Зозон грустно улыбнулся. Он хотел что-то сказать ещё, но рядом с ними сели спецназовцы из пятёрки Тхоря, громко стукнув бутылью с самогоном об стол. Вера не хотела продолжать этот разговор. Ей хотелось быстрее вычистить из головы те мысли, которыми пытался с нею поделиться Зозон.
Хотя об этом прямо никто не говорил, но обитатели Урочища чувствовали, что всем им предстоит какое-то необычное тяжёлое испытание. Сначала командир спецназа, а потом и командиры пятёрок всё чаще вызывались в штаб Центра. С некоторых пор спецназовцев стали меньше посылать на задания. И это при том, что в Муосе спокойней не стало. Просто поселениям отказывали в помощи военных, явно сберегая силы на будущее. Менялась и система тренировок – больший упор делался на стрельбы, коллективную оборону.
Смутные догадки стали появляться, когда в Урочище пришли учёные. Они в деталях описывали внутреннее строение змеев, тыкая указками на аккуратно выведенные на серой бумаге зарисовки этих монстров. Сообщали скудные сведения об их повадках, питании, размножении. Спецназовцы с явным усилием вслушивались в их нудные лекции.
В конце-концов Командир собрал всех на построение и тревожно прохаживаясь перед строем, изложил суть будущей операции:
- Все вы знаете, что такое - змеи. Некоторые из вас встречались с ними. Последние два года отмечается резкий рост их популяции. Вам сообщалось, что три месяца назад змеи проломали заграждения и ворвались на Первомайскую. Погибли и покалечены три десятка жителей станции. Полтора месяца назад змеи вломились в поселение Дымники. Из двадцати двух жителей в живых не осталось никого. Движение по участку туннеля Единая-Первомайская запрещено. По сути: запрет – это формальность, потому что там пройти уже нет никакой возможности. Дозоры с Нейтральной и Первомайской наблюдают и слышат почти постоянное присутствие в туннеле змеев. Запад Автозаводской линии фактически отрезан от Центра – связь осуществляется только через неметрошные переходы… И нам поручено раз и навсегда решить эту
