проблему!
Едва заметное движение в строю выдало недоумение спецназовцев. Командир, недовольно повысив голос, продолжил:
- Вы хотите сказать, что это – невозможно? Я тоже так думал. Действительно, даже спецназ – самая боеспособная часть Республики - не в силах уничтожить и десяток этих тварей. А их в разы больше! Но мы не в силах сделать это в обычном бою – таком, как вы его представляете. Однако штаб с учёными Центра разработал план, который выполнить будет нелегко, но возможно. И если он будет выполнен – со змеями будет покончено.
Командир, сделав паузу, внимательно посмотрел на своих солдат, ловя их недоверчивые взгляды.
- Вы знаете, что единственным средством, которое убивает змеев, является цианид. Вы уже слышали от учёных, что змеи, хотя и передвигаются по подземельям Муоса, не могут жить без воды. Вы знаете, что по мнению большинства учёных, подтверждённых проведенной сталкерской разведкой, змеи живут в Комсомольском озере на Поверхности. Если нам удастся отравить озеро, змеи погибнут. Или, по крайней мере, уйдут далеко и надолго.
К месту выхода группа Зозона пришла за два часа до начала операции и Зозон смотрел на специально выданные для этой операции механические часы – по теперешним временам почти драгоценность. Все группы должны были выйти на Поверхность одновременно. Они без приключений добрались до подвального помещения жилой многоэтажки. Собственно, в обрушающемся остове железобетонной конструкции трудно было узнать дом – ядерный удар, и десятилетия после него сделали своё дело. Зато цокольное помещение, надёжно оборудованное предками под шлюзовую камеру подземной системы МУОС, до сих пор держалось и исправно выполняло свои функции.
МУОС. Когда-то это сочетание букв было малопонятной аббревиатурой, а не именем собственным, обозначающим целую вселенную. В те времена последний президент небольшого государства, предчувствуя скорый конец мировой истории, затеял одну из самых грандиозных строек, когда-либо начинавшихся в его стране. Любой правитель любого государства под видом всеобщего блага строил себе памятники: пирамиды, дворцы, дороги, каналы, города… Иногда эти проекты несли пользу, но главное их предназначение - тешить самолюбие самодержца, чтобы при жизни и после смерти люди проходили мимо и говорили: это нам построил Такой-то, забывая о тысячах истинных строителей.
Валерий Иванюк, создавая МУОС, не думал о признании народа. Он мечтал, чтобы его проект никому не понадобился и остался засекреченным. И всё же, какое-то недоброе предчувствие заставляло его идти на безумие. Обманывая Парламент, оставляя в неведении большую часть Правительства и преодолевая молчаливое недовольство тех, кто был посвящён в его план; воруя средства у своему народа; прикрываясь вымышленными целями подземных работ и создания стратегических запасов, он шёл на огромный риск. На риск быть изобличённым в фобии, граничащей с сумасшествием; в трате народных средств на предупреждение того, чего никогда не случится…, как это казалось многим.
В дерзких планах президента рисовался второй Минск – подземный город с множеством переходов, убежищ, укрытий, жилых комплексов. Куда бы могли укрыться сотни тысяч жителей. Где можно было переждать войну, управляя государством: теми, кто укрылся под землёй в этом и десятках других разбросанных по стране убежищ, и теми, кто выжил на поверхности. Но война случилась слишком рано, удар был намного более разрушительным, чем ожидалось. А те, кто руководил созданием МУОСа, оказались ворами и разгильдяями. Подземное строительство к часу «Х» кое-где едва началось, а в большей части не дошло и до середины. Где-то подземные сооружения и коммуникации обвалились, где-то они не были вовремя изолированы: радиоактивный воздух и осадки сделали их непригодными для пребывания людей. Если бы планы последнего президента были претворены в жизнь, сейчас Муос был бы другим – он не стал бы застенком страданий тысяч людей. Если бы последний президент не создавал МУОС вообще, здесь бы просто не было ничего и никого. Но по злой иронии судьбы человеколюбивый порыв одного человека лишь продлил агонию кучки выживших и их потомков.
И всё же, даже сейчас само существование недостроенного Муоса – внушало трепетное преклонение пред могуществом живших «до». Подземный Минск был изрыт, словно муравейник. Сотни километров переходов соединяли метрошные сооружения, подземные помещения двойного назначения, бункера и огромное число недостроенных полостей, которые когда-то должны были стать бункерами.
Отряд Зозона топтались в одном из таких помещений. Здесь было тесно и сыро, потолок был низким и поэтому голову приходилось постоянно сгибать. Но массивные метровые стены, огромная герметичная дверь, до сих пор легко справлялись со своей функцией. Уровень радиации здесь был не на много больше, чем в нижних помещениях. Кроме своей пятёрки Зозон вёл два десятка армейцев и шестнадцать бурлаков. Бурлаки по-четверо прикованы цепями к двухсотлитровым герметично закрытым бочкам на больших спаренных колёсах. Бочки нужно дотащить до озера, вблизи устья реки, открыть горловины и только тогда бурлаков освободят. Ключи от цепей – только у спецназовцев. Бурлакам время от времени помогают армейцы – часто бочки приходится подымать и переносить на руках. Всего к озеру направлялось шесть сводных отрядов из спецназовцев, армейцев и бурлаков.
Где-то далеко шумел дождь. Змеев не слышно. Но они уже совсем близко. Пока шли сюда, дважды встречали змеиные норы. Одна из них была совсем рядом и сквозняк, скользящий по этой норе, создавал тихий, но жуткий, леденящий душу звук. Молчание нарушила серия всхлипываний одного из бурлаков, перешедших в тихое подвывание.
- Ты чего ревёшь?
- Я боюсь… - ответил женский голос, сорвавшись на рыдание. – я не хочу… отведите меня назад… Я не пойду, не пойду…
- Тихо, тихо. Успокойся, дура, ты ж сюда сама просилась… Это меня никто не спрашивал, а ты по своей воле…
Вера удивилась тому, что в бурлаки взяли женщину. Под капюшонами однотипных балахонов их лиц было не различить. По голосу бурлачке было не больше тридцати. У неё начиналась истерика:
- Я не хочу… Верните меня назад.. Отведите…
Женщина запнулась - кто-то из армейцев сильно съездил ей по лицу:
- Ещё раз пискнешь, зэчка, я твои потроха по этой стене размажу.
Она больше не кричала, только громкие всхлипы да сбившееся дыхание выдавало то, что она ещё жива.
Вера услышала голос Фойера, обращавшегося к бурлакам:
- Чего она здесь?
Тот же бурлак, что недавно пытался успокоить свою товарку, словоохотно сообщил:
- Да я же говорю: сама напросилась. Нам хоть пообещали, что вернувшимся живыми объявят амнистию, но брали всех без разбору: хочешь - не хочешь, а иди. Баб, понятное дело, брать не собирались. А эта давай надсмотрщикам ноги целовать, говорит: меня пустите… Амнистию, значит, она так захотела получить. Надсмотрщики сперва её отпихивали. Да потом присмотрелись, что отбирать особо некого: за пару лет у нас там самые крепкие мужики доходягами становятся. А эта так недавно пришла, ещё ничего, здоровая. Говорят: чёрт с тобой, хочешь – иди. А теперь, ишь ты, передумала. Да ведь дура – с дуры. Ладно мы – пожизненники - так и эдак подыхать скоро. И то без особой радости идём. А ей всего два года каторги отмеряли. Два года – это ерунда, если баба крепкая, да ляжет под кого надо, глядишь до сроку и дожила б. Здоровья, понятное дело, не прибавится, - но всё ж лучше, чем подыхать. Она это так к детям своим рвалась – а вместо этого в пасть к змеям угодит. Я ведь сразу понял, что если даже пожизненникам амнистию обещают – дело совсем гиблое, не вернёмся мы оттуда..
- За что ж её посадили? – поинтересовался Фойер.
- Да политическая она, бунтарка какая-то.
Кто-то из армейцев невзначай спросил:
- А ты за что?
Бурлак замялся:
- Ну я это… больше по криминалу.
Другой бурлак, до этого молчавший, с презрением прервал говорившего:
- Насильник он! Добренький такой: девочек-сироток удочерял с женою своею. И насиловал их потом.
