- Понимаешь ли, Верка, - объясняла она своей отсталой подруге, - Вот не могу я эту черту перейти. Вернее не могу решить, кто же у меня из них будет первым. Ведь это же дело ну никак не восстановишь – второй то уже в любом случае будет вторым. Лидке с её долговязым проще – он то у неё один! А мне – попробуй разберись со всем этим.
Вера и не пыталась разобраться в запутанных отношениях Танюши, тем более, что та иногда умудрялась мечтать ещё и о Вячеславе Максимовиче – преподавателе вневедения:
- Вот мужчина! - мечтательно вздыхала Танюша. – Это ж такой умный – как говорит красиво. Я б его часами слушала. И красавчик-то какой. У нас таких в Слепянке с древних времён не водилось. Да и в поселениях соседних – тоже не видала. Там у нас все мужики рябые и плешивые, это даже те, которые не мутанты. А этот, погляди: кожа чистая, бородка аккуратная. И не хамло, как наши. Вот от такого бы я забеременела – только б предложил. Это ж какие б потом дети умные у меня понараждались.
Но шансы забеременеть от Вячеслава Максимовича у Танюши были ничтожны. Личные отношения между студентами и преподавателями в Университете не поощрялись. Да и Вячеслава Максимовича, казалось, больше интересовало, остались ли в Африке слоны, о которых он так увлечённо рассказывал своим студентам, и похожи ли они сейчас на тех слонов, которые описаны в старых учебниках по зоологии. Ещё его очень интересовало, изменил ли течение Гольфстрим, насколько увеличился или уменьшились объём шельфовых льдов в Антарктиде, намного ли меньше уровень радиации в Южном Полушарии, чем в Северном, и много других вопросов, которые ничего не имели общего с восхищённо слушавшей его Танюшей. Танюша пыталась обратить на себя внимание, задавая вопросы, которые ей казались такими умными: «Вот, Вячеслав Максимович, вы говорите, что ветер на Поверхности то же самое, что у нас в Муосе сквозняк в туннелях. Но всем известно, что сквозняк бывает, когда в двух местах открыты двери, люки или есть какие-то дыры. Откуда же берётся сквозняк, то есть ветер, на Поверхности, если там двери и люки были только в домах, да и те уже все развалены.» Такие вопроса Вячеслава Максимовича обескураживали, он начинал беспомощно теребить бородку, подыскивая слова, которыми рождённым в Муосе можно объяснить то, что знал каждый школьник, живший на Поверхности; объяснить то, что он, если признаться, не всегда понимал сам. Он, конечно, начинал объяснять что-то про нагревание и остывание морей и суши, про перепады температуры воздуха и движение воздушных масс, с горечью понимая, что ни Танюша, ни другие студенты его всё равно не поймут. А Танюша и не собиралась понимать, ей совершенно было не интересно, что там говорит Вячеслав Максимович. Ей было интересно лишь, то, как он это говорит, и что обращается он в данный момент именно к ней. И слушала она его с поддельной внимательностью, очень умно морща лоб и как бы невзначай, будто бы от умственного напряжения, приоткрыв ротик, рассчитывая что выглядит она в этот момент очень соблазнительно. Ну и, конечно, она при этом всё время в такт речи преподавателя кивала головой, да так усердно, что казалось, сейчас свихнёт себе шейные позвонки.
В отличии от Танюши, Вере интересно было именно то, что говорит преподаватель вневедения. Танюша с её глупыми вопросами, студенты, преподаватель, аудитория незаметно растворялись перед ней, и Вера неслась вдоль бесконечной береговой линии океана, там где рождалась гигантская силища, толкающая по небу облака с дождями, гонявшая когда-то по морю корабли, и дающая теперь поселениям Муоса энергию с десятков выведенных на Поверхность ветряков. И с небес звучал спокойный голос Вячеслава Максимовича, объяснявшего причины движения воздушных масс. И порою даже казалось, что именно этот голос этим всем движет.
8.
Как-то очередной раз зайдя в библиотеку, Вера пытала завхоза Университета, который в определённые часы исполнял функции библиотекаря. Она требовала от неё что-нибудь из Ницше. Завхоз- библиотекарь, откровенно уставшая от самой назойливой на её памяти студентки, раздражённо водила пальцем по каталогу библиотечных книг, но ничего от этого автора не находила.
- Пруднич, вы меня не перестаёте удивлять, - сзади улыбаясь стоял Вячеслав Максимович, со стопкой книг под рукой. – Таких книг в общей библиотеке вы не найдёте. Но у меня есть отдельная библиотечка, там есть книги, которые когда-то хотели уничтожить за ненадобностью. Может быть, там я что-то найду для вас.
Через несколько минут Вера вошла в тесную коморку, служившую кабинетом, лаборантской и спецбиблиотекой преподавателя дологии. Три стены от пола до потолка занимали полки, забитые книгами. В небольшом промежутке между полками стоял крохотный столик, на котором также лежало несколько раскрытых книг и стопка исписанных мелким почерком листков. Под столик была задвинута до смешного маленькая скамеечка. На полу Вера увидела полускрученный тюфячок, накрытый не очень чистой простынёй. Вячеслав Максимович, проследив Верин взгляд, поспешно скрутил тюфячок и стал запихивать его в единственный свободный от книг промежуток одной из нижних полок, виновато объясняясь:
- Вообще-то я живу не здесь. Заработаюсь бывает допоздна, идти к себе уже смысла нет, вот здесь и перекимарю перед началом занятий.
Снова взглянув на исписанные листки на столике, Вера спросила:
- А над чем вы работаете?
Вячеслав Максимович провёл рукой по бородке и с обычной для него грустью сообщил:
- Я занимаюсь, собственно, тем, чем занимаются диггеры. Вы же знакомы с ними, насколько я знаю?
Вера кивнула. Вячеслав Максимович занялся поиском книг. При этом он не просто читал названия на их корешках, а проводил по ним рукой, как будто это могло помочь поиску.
- А значит слышали про диггерскую Поэму Знаний?
- Я её знала наизусть. Правда давно не повторяла.
- Вот этим же занимаюсь и я. Диггеры пытаются противостоять деградации, заучивая, повторяя и передавая новым диггерам сжатый комок знаний. Диггеры выбрали минимум тех интеллектуальных сокровищ, которые скопила цивилизация до Последней Мировой, и они бережно хранят их в самих себе. Но нет гарантии, что их традиция передавать устные знания сохранится, нет гарантии, что они вообще выживут. Но если всё таки Поэма Знаний и доживёт до тех дней, когда людям она понадобится, я сомневаюсь, что от неё будет много пользы. Слишком она сжатая, слишком схематичная, слишком абстрактная. Я не уверен, что люди смогут быстро взрастить из этих сухих строчек тот пышный сад науки, каким он был когда-то. К тому времени (это, конечно, мое мнение) всё или почти всё население Муоса станет дикарями.
- Но почему вы так уверены, что люди станут дикарями? Ведь есть Республика, есть Инспекторат, есть школы, есть Университет.
- Университет? Когда-то давно библиотека университета занимала здесь самое большое помещение. Потом это помещение отдали под полигон для зоотехников и ветеринаров, по большому счёту – под ферму. Там сейчас учатся разводить, выращивать и лечить коз, свиней и прочую живность. Я не спорю – это очень нужно. Ну а библиотеку пришлось переместить в помещение поменьше. Была создана комиссия по отбору самых ненужных книг. Часть из них раздали тем, кто хотел, часть сожгли или порвали для бытовых нужд. Не прошло и трёх лет, как и это помещение признали слишком большим для библиотеки. Снова переезд, снова работа комиссии и сокращение числа книг. То, что вы видите в теперешней библиотеке – это лишь остатки после третьего или четвёртого переезда, может быть пятая, а то и десятая часть. Ну, и ещё то, что вы видите здесь, что есть у меня дома, и что другие преподаватели растащили по своим жилым помещениям и лаборантским. Остальное всё уничтожено. Я думаю, что со временем библиотеку сократят, а самые-самые практичные книги разнесут по шкафам учебных кабинетов. Остальное - за ненадобностью - в топку. Вера стало жутко от того, что она услышала. Жутко до физической боли, как будто это её, а не книги, бросают в топку.
- Если такое происходит в Университете, - с горечью продолжал преподаватель, - то что же ожидать от школ в поселениях? Инспекторат постоянно сокращает штатных учителей в школах Муоса. Сейчас редко где общее образование длится более одного года (такое когда-то было только у рабов в поселениях Америки). Без штатных учителей обучение отдано на откуп местным администраторам. Пока ещё кое-как детей учат на общественных началах бывшие учителя, которые неожиданно стали обычными крестьянами, но во многих поселениях нет и этого. Скоро умение читать и писать будет считаться за большую учёность. А потом, может быть, и это станет не нужным.
- И что же делать? Как вы собираетесь это остановить? - с надеждой спросила Вера, снова взглянув
