Яркий серп освещенной атмосферы на востоке ширился. Однако прямо под кораблем все еще была ночь. Впереди по курсу во мгле зажглась видимая невооруженным глазом искорка. Но вскоре она ослабла, померкла. Взлетная ступень «Спэрроу» теряла высоту.
— Да что ж такое! Они опять падают! Почему?
Заработал канал телеметрии. Большой Джо одним взглядом оценил информацию.
— Двигатели «Спэрроу» работают устойчиво. Видимо, модуль барахтается в «бритвенном слое».
— Да, похоже, — согласился Клаус, досадуя на то, что сам не вспомнил одной важной особенности марсианских бурь.
Во время глобального ненастья в атмосферу Марса поднимаются миллиарды тонн песка и пыли. Верхняя граница пылевых облаков достигает уровня пятнадцати километров от поверхности. Но распределение плотности потока по высоте крайне неравномерно. Основная масса частиц переносится в очень узкой полосе. В этом слое песок движется со скоростью свыше трехсот километров в час и представляет собой страшной силы абразивную струю, которая может не только сбить с курса летательный аппарат, но способна его перевернуть и даже разрушить обшивку. Именно эта струя получила название «бритвенного слоя». Полет сквозь него означал высокую степень риска и требовал от пилота огромного мастерства.
— Поток не должен быть чересчур свирепым, — не слишком уверенным голосом сказал БД. — Буря еще не достигла пика.
— Будем надеяться, — повторил Клаус. — Но и сейчас им мало не покажется.
Двигаясь навстречу восходу, «Одиссей» постепенно выходил из ночной зоны. Глазом уже невозможно было разглядеть огонь реактивных струй внизу. Но оставались приборы.
— Справа — радарное отражение.
Клаус в роли командира корабля сработал как часы. Он был в своей стихии.
— Стоп вращение. Приготовиться к орбитальному маневру. Оптический телескоп — право на борт. Курсовой угол — сорок восемь.
— Есть сорок восемь. Я их вижу, — сказал БД. — Даю картинку.
— Майн гот! Ну им и досталось…
При большом увеличении «Спэрроу» выглядел ужасно. Из него торчали обломки антенн и кронштейнов. Внешние баки потеряли форму и напоминали смятые груши. Какой-то из них явно тек, оставляя за модулем струю замерзающих газов. Один бок модуля необычно блестел, будто прочищенный наждаком, — это был явный след воздействия «бритвенного слоя». Беспорядочно вращаясь, аппарат летел очень низко, километрах в двадцати от верхней границы облаков. Странное впечатление производила совковая лопата, намертво прикрученная к опоре обычной проволокой. Видимо, экипаж настолько сроднился с этим инструментом, что не рискнул выходить без него даже в открытый космос.
Наконец заработало радио. Очень коротко Эдвин сообщил, что подняться к «Одиссею» не сможет.
— Горючего нет, орбита неустойчива, электроэнергия почти на нуле. Вам предстоит нас поймать.
— Сделаем на следующем витке, — ответил Клаус. — Не грустите.
— Какая там грусть! Сейчас завалимся спать. Третьи сутки в скафандре. Все, отключаемся. Эконо…
Приемник вновь заполонили звучные марсианские трески. Там, внизу, продолжала набирать силу бурная марсианская непогода.
— Они вырвались, — сообщил Клаус. — Хотя это есть неправильно.
Чуть больше часа длился один облет Марса. Еще около сорока минут добавились из-за того, что «Спэрроу» летел в попутном направлении. За это время «Одиссей» трижды включал двигатели маневра, изменил высоту, скорость, и развернулся кормой вперед. Вокруг антирадиационной плиты появилось слабое свечение: на очень низкой орбите корабль ощутимо «цеплял» атмосферу. Но Клаус выполнил все безукоризненно. Когда капсула приблизилась, оказалось, что отклонения по курсу нет, а разница в высоте составила всего несколько метров. Такое качество работы произвело впечатление даже на ДВ.
— Да, тевтон, — крякнул британец. — Аллес гут.
— Нот ту бед, — небрежно обронил тевтон. — Но это были цветочки. Ягодки только начинаются.
Огромный «Одиссей» подходил к «Спэрроу» хвостом, так как стыковочные узлы находились на тыльной поверхности blin'a. При этом прозрачная часть его крыши, окно пилотской кабины, смотрела в противоположную сторону. Предстояла очень тонкая работа — стыковка без прямого визуального контроля. Лучше всего с такой задачей мог справиться бортовой компьютер, и Клаус не стал рисковать.
— Автоматический режим!
— Вас понял, — отозвался Эдвин. — Автоматический режим.
Для небольшого, маневренного «Спэрроу» вся эта операция не представляла почти никакой сложности. Если бы на модуле оставалось хоть немного горючего. Однако баки совершенно высохли. Поэтому приходилось пассивно наблюдать, как в иллюминаторе вырастают черные маршевые дюзы и показавшаяся устрашающе огромной антирадиационная плита «Одиссея». Однако все шло до странности хорошо. После передряг и неожиданностей при старте такое развитие событий настораживало, Клаус беспокоился.
— Точно пройдете мимо плиты?
— Пройдем, пройдем, — успокоил Эдвин.
Сбоку уже проплывал шарообразный корпус уранового котла. Потом миновали и сам антирадиационный «воротник». До его края оставалось никак не меньше шести метров.
— Там что-то есть, — вдруг сказал Го. — На плите.
Эдвин прижался шлемом к боковому иллюминатору.
— Не вижу.
— Присмотрись. Поверхность как бы смазана.
«Спэрроу» в это время миновал обод диска.
— На передней поверхности плиты? — спросил Эдвин.
— Да.
— Что там такое? — заинтересовался Клаус.
— Вы нас видите на экране?
— Разумеется. Непрерывно наблюдаем.
— Поверни камеру чуть влево. Так, чтобы объектив захватил край «воротника».
— Сделано. И что мы должны увидеть? Стоп. Так. О! Погоди, сейчас дам увеличение… Вроде преломление лучей меняется. Это похоже… Там что-то прозрачное. Как будто большая капля воды.
— В вакууме?
— Конечно, вряд ли это вода. Просто похоже. О! Ты знаешь, а она высыхает, ваша капля. И очень быстро. Все, больше ничего там нет.
— Да бросьте, — сказал Григорий. — У вас просто глаза слезятся. От переутомления.
— А у телекамеры? Тоже переутомление?
— Ладно, — сказал Клаус. — Потом разберемся. Эдвин! Вы подходите к стыковочному узлу госпитального отсека. Готовьтесь к выходу, марсопокорители. Предупреждаю, к вам рвется уйма репортеров.
— Венсан как? — спросил ДВ.
Эдвин оглянулся.
— Да как обычно.
— То есть, без сознания?
— Ну так сказать нельзя. Немного в сознании. Только все время бормочет про лишайники.
— Про что?
— Про лишайники. Представляешь, они симбионты. Состоят из каких-то сухопутных водорослей и… грибов, кажется. Ты об этом знал?
— Очень любопытно, — уклонился ДВ, прокручивая в уме диагнозы. — Лишайники, значит.
