— Именно так.
— И… все?
— Возможно, за контакты с родственниками ему не платят, — хмыкнул Клаус.
— Я спрашиваю не про родственников. Почему он вылечил только Венсана? Разве у остальных другая болезнь?
— Нет, — сказал ДВ. — Та же самая. Но теперь мы можем справиться сами.
— Значит ли это, что пришелец имел представление об уровне наших возможностей?
— Такое объяснение напрашивается.
— Тогда он многое о нас знает. И, наверное, давно.
— Почему именно он? — спросил Григорий.
— Он, она, оно — это несущественно. Важно другое. Есть внешняя сила, которая наблюдает нас, когда захочет. А мы ее не видим и абсолютно ничего о ней не знаем.
— Ну не совсем так, — возразил доктор Очоа. — Кое-что понятно.
— Например, что?
— Например, то, что внешняя сила способна на альтруистическое поведение. На добро, иначе говоря.
— А вдруг она преследуют свои, коварные цели? — спросил Го.
— Не знаю, что она преследует. Но нам сделали конкретное добро. В отличие от Карробуса.
— Вкусная каша, — сообщил Венсан из своего бокса, — можно еще?
— Хватит, — сказал ДВ. — Третья порция!
— Эх, вы. Марсианин пожалел, а свои… Родственнички!
— Марсианин, значит. Ясновидение открылось?
Венсан задумался, а потом покачал головой.
— Не похоже. Только зверский аппетит.
— А про марсианина откуда знаешь?
— Послушай, мы же рядом с Марсом летаем. Марсианам до нас добраться проще. Чем, скажем, юпитерянам.
— Логично, — зафиксировал ДВ. — Хотя для тех, кто умеет проходить сквозь стены, расстояние, может быть, не так уж и важно.
— Виктор, тебе моя помощь еще нужна? — спросил доктор Очоа.
— Нет, спасибо. Теперь сам управлюсь.
— Хорошо. Тогда я с удовольствием займусь химерами Григория.
ДВ поднял брови:
— В этой штукатурке есть что-то интересное?
Дэвид усмехнулся.
— Друг мой! Это не штукатурка. Далеко не штукатурка. Отнюдь. Это — самый феноменальный биологический объект, с которым лично мне приходилось иметь дело.
Доктор Ингрэм поморщился.
— Самый феноменальный биологический объект — это человек. Не стоит забывать, коллега.
— Вы совершенно правы, коллега, — согласился доктор Очоа. — Восхищаюсь своевременностью вашего замечания.
Ученые мужи раскланялись в невесомости.
— Не стоит забывать, коллега, — повторил Венсан.
Попытался воспроизвести поклон, а когда из этого ничего не вышло, дико расхохотался в изоляторе.
— Эйфория выздоравливающего? — задумчиво поинтересовался коллега Очоа.
— В острой форме, — подтвердил коллега Ингрэм. — Думаю, колоноскопия поможет привести пациента в равновесие.
— Еще чего! — ощетинился Венсан. — Ставьте себе эти трубки. В то самое место.
— А ведь пуганулся, — сказал Дэвид.
— Ненормальные, — сообразил пациент.
Половина экипажа ММК все еще нежилась в изоляторе, на Марсе бушевала буря, Карробус огибал Солнце, а по Земле ползали слизни. Но Земля интересовалась Фобосом. Из-за этого по чуть ли не до дыр исползанному «Одиссею» прокатилась новая волна инспекций.
Результат получился настораживающий. Все работало с подозрительной исправностью, пришельцы отсутствовали, а больные с нездоровой скоростью выздоравливали. Клаусу это не нравилось, БД пугало, а ДВ снова и снова просматривал видеозаписи. Ни радиолокатор, ни телескоп, ни видеокамеры не зафиксировали приближения какого-либо объекта к межпланетному кораблю. Мучил вопрос: откуда взялось, как, каким образом внутрь «Одиссея» просочилось каплеобразное существо, а потом усочилось? Оно что, умело разбираться на атомы? А потом собираться? В голове не укладывалось.
Но что случилось, то имело место. Ничего не почудилось. На борту ISS, воплотившем в себя наивысшие достижения человеческой мысли, произошло событие, не поддающееся научному объяснению. Наивысшие достижения человечества оказались чем-то вроде шкуры мамонта на пути рентгеновых лучей.
— Да был ли мальчик? — вопрошал исцеляемый Эдвин.
— Еще раз спросишь — погружу в лекарственный сон, — сказал ДВ.
— Это мы и без тебя сумеем, — сообщил Григорий. — Спорим, самогонный аппарат сооружу? Не выходя из палаты? Давай-давай, тэйк э челлендж. Ты же англичанин.
— Ну и что?
— Должен принимать вызов. У вас это национальная черта. Наши наставления по военной психологии…
— Oh. Those Russians. Простые… как сибирский шерстяной сапог.
— Валенок, — с готовностью подсказал друг-китаец.
Тут вмешался дикий германец и разом пресек все развлечения.
— Ахтунг. Стартовый отсчет! Джо, не в службу, а в дружбу: вытащи Дэвида из лаборатории. Он затычки в уши вставил. По-моему, близок к сумасшествию.
— Надо его покормить, — сказал ДВ. — Принудительно.
Дэвида вытащили и покормили. А на борту ISS ODYSSEY проснулись заскучавшие машины. Компьютер обработал задание. Новая программа выбрала новый курс, на малой мощности заработал «урановый котел».
— Аллес, — сказал Клаус. — Боюсь, что мы покидаем Марс, гершафтен. Возможно, навсегда. Так что, бросайте прощальные взгляды. Дранг нах Фобос!
А Марс по-прежнему скрывала плотная пелена. Бросать прощальные взгляды было особо не на что. Но потом обозначился горизонт, планета начала принимать положенную шарообразную форму. Вернулось ощущение верха и низа, а внизу проплыли четыре неизменных вулкана области Тарсис. Только они и были видны над пылевыми облаками. Буря бушевала страшнейшая. «Воробей» смог упорхнуть в самый последний момент. Экспедиции вообще сопутствовало слишком много и везения, и невезения, и настоящих чудес, об этом так или иначе высказались все члены экипажа.
В том, что миссия находится под наблюдением, после визита космического доктора сомнений не возникало. Возникал вопрос: только ли под наблюдением?
— Не только, — заявил ДВ. — Больных-то нам помогли вылечить. Имело место неоспоримое вмешательство, господа.
— Тогда следующий вопрос: это было единственным вмешательством?
На этот вопрос ответил Хьюстон:
— Конечно, нет. Вы же видели репортажи из Вашингтона, Пекина, Нью-Дели и Москвы. От червя русские не смогли отбиться даже вакуумными бомбами.
— Как же это? Нам помогли, а Земле навредили? — удивился ММК.
— Очень просто, — через четверть часа отозвался Хьюстон. — Помогал Марс, а вредил Карробус.
