— На цель? — спросил озадаченный пограничник, удерживая поводья.— Какая может быть цель рядом с государственной границей? Предъявите документ!
Разговор принимал неожиданный оборот. Разведчик направил пограничников к Гаранину. Командир второго огневого взвода не пожелал отвлекаться, и они явились ко мне. Злоречие разведчика и жара приводили лейтенанта-пограничника в раздражение. Он потребовал прекращения работ.
Подошел Гаранин. Общими усилиями нам удалось уговорить пограничный наряд, и он направился к старшему рекогносцировочной группы. Огневой разъезд не уложился в график, отведенный для работ.
В положенное время прибыл старший группы. Моя работа была признана удовлетворительной. Расхождение в цифровых величинах, определенных начальником огневого разъезда и посредником, роль которого выполнял лейтенант Величко, не выходило за пределы допустимых отклонений.
Бдительность лейтенанта-пограничника имела свои последствия. Старший приказал угнать лошадей в тыл и к наблюдательному пункту идти пешком.
Пока Поздняков держал экзамены как стреляющий, я рассматривал польскую землю за Бугом, занятую немецкими войсками. Лоскутные поля на склонах холмов, перелески, хаты небольших хуторков. Плескался в горячих волнах марева остроконечный шпиль костела.
«Отбой!» Наши кони отмерили три километра, еще три и еще. На каждом положении роли менялись. Я выполнял обязанности должностных лиц батареи: командира взвода управления, свои собственные и командира батареи.
В тот день, 15 июня, мы, покрыв расстояние без малого в сорок километров, голодные и усталые, к девятнадцати часам вернулись к монастырским воротам. Старший лейтенант Шилкин объявил конец занятий. Коноводы увели лошадей на кормежку. Вслед за Гараниным и Поздняковым я отправился по знакомой уже тропе на берег Луги. Холодная вода омыла пыль приграничных дорог, вернула ощущение бодрости и силы.
Четверть часа спустя Гаранин, Поздняков и я вошли в батарейную канцелярию. Лейтенант Величко начал разбор прошедших занятий.
Совершенно секретно
Я просыпался позже всех и до завтрака не имел ни одной свободной минуты. Гаранин не хотел будить меня, ссылаясь на Позднякова. Оба они намерены предоставить мне дополнительный отдых взамен отпуска, который полагается по окончании училища. Будильника нет. Обращаться к лейтенанту Величко? Он оставлял постель до шести и не станет поднимать старшего на батарее и никого другого.
И опаздывать совестно. Сколько мог, я настаивал, чтобы меня будили, но младшие лейтенанты отделывались шутками.
— Кто знает, попадете ли в отпуск...— каждый раз говорил Гаранин.
—В училище ведь недосыпали,— вторил ему Поздняков,— и здесь обитель не тихая, не отоспаться... День растянут во всю длину. Когда были лошади, мы не спали до двух-трех ночи.
И сегодня, 16 июня, я вернулся с берега, когда каптенармус уже расставил котелки. Завтрак с полевой кухни
— Садитесь, продолжайте...— с порога поднял он руку. Трапеза закончена. Убран стол. Гаранин подстегнул клинок, одел противогаз и ушел вместе с Поздняковым. Я тоже готов был оставить канцелярию, но лейтенант Величко остановил.
— Одну минуту... Старший на батарее является заместителем командира подразделения,— начал он,— деталь до некоторой степени формальная, поскольку обязанности четко разграничены... но в случае чрезвычайных обстоятельств,— командир батареи избегал слова «война»,— положение меняется... Для каждого из нас составлены инструкции, с которыми вы должны ознакомиться. Идите в секретную часть штаба. К двенадцати часам изучение документов закончить.
Комната, куда направлял меня командир батареи, находилась в подвальном помещении монастыря. Дверь одета раздвижной решеткой, явно предназначенной для окон. Пожилой техник-интендант — начальник секретной части штаба дивизиона — настороженно встретил незнакомого посетителя. Одел очки и долго вглядывался в гербовую печать на моем удостоверении.
— Из третьей батареи... лейтенанта Величко,— говорил он сам с собой,— знаю, он... хороший командир.
У меня время ограничено. Нельзя ли получить папку с инструкциями на случай войны? Сейчас же.
— Ваше удостоверение в порядке, но...— интендант глядел поверх очков,— предъявите выписку из приказа по дивизиону о назначении на должность старшего на батарее... Отметки нет... вот графа.
В общей части штаба я нашел писаря-сверхсрочника, тоже с зелеными петлицами интенданта. Выписка не была готова, и писарь последовал за мной через зарешеченную дверь.
— Товарищ техник-интендант, не сомневайтесь... В двенадцать часов начальник штаба несет приказ на подпись командиру дивизиона. К половине первого я закончу оформление. Товарищ лейтенант, вы можете передать мне удостоверение? — старший писарь быстро уладил дело.
Техник-интендант удалился за перегородку. Загремел ключ, и дверца сейфа протяжно скрипнула раз, другой. Техник-интендант протянул мне книгу регистрации.
— Удостоверение он унес, ну ничего... распишитесь, вот здесь... так... а заниматься за тем столом,— он указал в противоположный угол комнаты.— Вы знаете, что делать выписки, оставлять таковые, снимать копии с грифованных документов запрещается? — Пересчитав листы, он протянул мне папку.
Под самым потолком — узкое, как амбразура, зарешеченное окно, освещавшее узкую полосу у средней части стены. Техник-интендант предложил табуретку, с его разрешения я передвинул в освещенное место столик.
В папке, лежавшей передо мной, хранились инструкции для командира 3-й батареи на случай начала боевых действий. В правом верхнем углу — четко выведено тушью: «Совершенно секретно». Все листы пронумерованы и прошнурованы, узел опечатан большой сургучной печатью. Во внутреннем конверте опись документов.
В первом разделе инструкции излагались общеизвестные уставные требования, которые необходимо соблюдать в повседневной службе. Командир батареи обязан содержать личный состав, вооружение, средства тяги в состоянии готовности к немедленному применению. Все это я знал. Не было ничего нового и в рекомендациях по организации оповещения и связи в батарее, мерах маскировки.
Начальник артиллерии 15-го стрелкового корпуса полковник Стрелков — его подпись стояла на титульном листе инструкции — воспринимал все, что происходило на противоположном берегу Западного Буга, по ту сторону границы, с полным сознанием ответственности перед старшими начальниками и личным составом войск, которые предназначались для обороны приграничных рубежей. Сосредоточение немецких войск продолжалось — этот факт исключал двоякое толкование намерений нашего западного соседа. Активизировалась деятельность немецкой авиации. Самолеты-разведчики открыто производили разведку, удалялись от границы на расстояние до двадцати километров и более — на всю глубину тактического построения войск нашего первого эшелона.
У всякого, кто знакомился с обзорной частью инструкции, не оставалось сомнений: нападение неизбежно. Но следующий раздел, где излагались меры по пресечению агрессии, вызывал недоумение — никакой определенности. В каждом пункте недомолвки, одна фраза противоречила другой. Составители этого особо важного документа явно отходили от своих собственных выводов. Почему?
Для 92-го ОАД на первые часы войны предусматривалось три основных варианта действий:
— немецкие войска переходят в наступление на Владимир-Волынский. Уровские подразделения удерживают свои позиции. 92-му ОАД объявлена тревога. Батареи выведены в выжидательный район. Устанавливается связь с командиром дивизиона. Выжидательный район 3-й батареи — кладбище села Зимно.
