отказала. Тогда механизатор закурил, отравляя нашу сказочную атмосферу горьким дымом. Друг тоже вынул свою вчерашнюю сигару и тоже заерзал, вероятно, вспоминая мягкость сидений и чарующую роскошь салона, но, сделав несколько рассеянных тренированных движений, обмяк. ? Да вы знаете, сколько эта машина может стоить, зашипел Васятка, да она, может, сто тысяч миллионов стоит, ну куды я с им, по гумнам штоли валандаться буду. ? Ну, это куда вам потребуется, почему только по гумнам, спросил я, это куда нужно, туда Роланд вас и доставит со всем уважением, он привык подчиняться хозяину. ? Не стану я его хозяином, добры люди, и не просите, вот вам мое слово, и все. Я сокрушенно пожал плечом, правым. Друг вернул сигару в карман пиджака и предложил нам всем прокатиться. Бабушка сказала, что ей надо картошку чистить к обеду и щи варить, а мы, конечно, можем покататься, мол, наше дело такое, молодое, чтобы кататься, если уж приехали в народ. Я спросил бабушку, неужели ей не хочется прокатиться на таком большом и роскошном автомобиле. Да мне зачем, ответила она смущенно, мне тут по хозяйству работать надо, а кататься недосуг. Васятка тоже отказался, сославшись на срочные дела беспокойного хозяйства, и шумно затопал к двери, а я вспомнил слова Барина и вздохнул: он все знал наперед. Бабушка предложила нам съездить на станцию за спичками или за грибами в лес, и мы согласились.
На станцию мы приехали быстро, в магазине купили у грустной одинокой женщины в сером халате гремучие спички, пачечную окаменевшую снова соль и совершенно твердую многолетнюю колбасу молотовского завода. Людей здесь не встретили, только электричка пронеслась мимо, взвихрив на платформе сырой туман. Потом так же быстро доехали мы по влажной бесследной грунтовой дороге до ближнего леса и оставили Роланда у края ждать нашего возвращения. Лес в глубине оказался густым, и приходилось продираться сквозь его чащу, ветки цеплялись за рукава выданных нам бабушкой телогреек, сверху на нас низвергались каскады крупных застрявших в кронах деревьев дождевых капель. Полянка с поваленным стволом старой березы распахнула нам свой светлый простор, и мы присели отдохнуть и стряхнуть с себя паутину, листья и брызги водопада. Когда мы успокоились и бездумно огляделись, тишина обступила нас, и глаза, обозревавшие поляну, наткнулись на желтые округлые шляпки грибов. Каждый в свою сторону мы одновременно присели к этим шляпкам и собирали их, бережно укладывая на дно корзин, тут же глаз примечал новые желтые пятна, мы подсаживались к ним, срезали новые грибы, а там уже следующая парочка или тройка ждала нас, мы ползали, собирали и скоро уже корзины наполнились, а грибы все приветствовали нас новыми желтыми подмигиваниями. Ладно, не будем предаваться алчности, набрали и хватит, уговаривали мы себя и друг друга, но шальные глаза азартно прыгали и прыгали по веселым шляпкам. Тогда мы по проложенной грудью дороге вернулись к нашему дворецкому, сверкнувшему на нас осуждающими глазами фар. Эх, слуга господский, разве ты сейчас поймешь нас, вымокших, одуревших от первозданной дикости этой чащобы, густого мокрого воздуха, настоянного на хвое и грибной прелости, бегущих от азарта грибной охоты, которая пуще неволи, порозовевших, оживших, топающих грязными сапогами по земле, да, мать-сырой-земле. Чужими ввалились мы в салон аристократов, пахнувший дорогой кожей и сигарами, нехотя вез нас дворецкий, не признавая своими хозяевами, с отвращением проезжал Роланд мутные лужи и скользкий суглинок грунтовки, и только у бабушкиной избы успокоился, вздернув нос после мягкого торможения и облегченно выпроваживая нас вон. Да ладно, подумаешь, на вот я тебе и двери твои прикрою, чтобы твои аккумуляторы не сажать, стой тут себе, красуйся, любуйся собой, нарцисс британский, привязался, тоже мне тут.
Изба родственно встретила нас уютным парным теплом, и бабушка хвалила нас за грибы и наши розовые щеки, собирая на стол, чтобы утолить наш голод со свежего воздуха. Внучок вмешивался в бабушкин речитатив, вставляя воздыхания из нашего путешествия по здешним местам, ожидая остывания парящих щей и наблюдая за ловким разбором грибов из наших корзин в блюда с подсоленной из монолитной пачки водой. Прежде чем шумно втянуть в себя порцию щей из деревянной расписной ложки со щербинками, я протяжно сдувал с розовой поверхности парок, подставляя под ложку толстый кусок ноздреватого ржаного хлеба, на который стекали капли из переполненной ложечной емкости. От такого дыхательно-горячительного напитания слегка кружилась голова, жаркое тепло наполняло тело от его географического центра к периферии, выгоняя на лоб крупные капли солоноватой влаги. И полотенце, заботливо протянутое бабушкой, обернулось вокруг шеи и приятно холодило соприкасанием, и оконное стекло, запотевшее от обильных паров, скрывало от наших случайных взглядов вздернутый нос Роланда, тоже покрытый каплями влаги, но холодной дождевой. Мы уже сыто щурили глаза, вслушиваясь в удаляющиеся бабушкины слова, как вдруг внучок произнес неожиданное, предлагая уехать отсюда электропоездом. Я согласился, потому что знал заранее невыполнимость этого предложения, но желая еще раз это проверить. Бабушке мы сказали, что попытаемся уехать поездом, а автомобиль пусть стоит тут себе, потому как хлеба не просит. Она собрала нам корзинку деревенской снеди, и мы пошли тропинкой мимо автомобиля и заборов туда, откуда изредка долетали гудки зеленых поездов.
Мы уже дошли до станции и взобрались на плиточную платформу, как из-за дощатого угла совершенно ожиданно мягко выкатил даже не запыленный Роланд с механизатором Васяткой во чреве, который сразу после остановки транспортного средства побежал на наше возвышение, размахивая ключами и возмущаясь в простонародных выражениях, что, мол, ничего у нас с другом не получится, чтобы такую ответственность возлагать на него как единственного механизатора в этом населенном народом пункте. Мы оба-двое стали глубоко вздыхать, причем каждый на свою тему, но сначала нужно было успокоить пожилого заслуженного человека путем занятия пассажирских мест в обузном уже средстве передвижения. Чтобы загладить свои вины и досадить автодворецкому, мы решили одарить Васятку уокером двенадцати годочков томления, на что он предложил уделать жидкость сразу и напрочь на всех на троих бурным дружественным всплеском, а я после вежливого отказа похвалил его свободное отчуждение собственности, но механизатор на это обиделся и впал в не свойственный ему ступор, чего мы никак не могли в нем допустить.
Бабушка ждала нас за накрытым столом, заставленным тремя приборами и традиционными соленостями; на чугунной плите в жарком зеве печи тушились грибы в домашней сметане. Мы сели за стол и позволили Васятке познакомиться с британским напитком в обстановке, наиболее ему привычной, только попросили его не дымить и не мешать бабушке петь ее сказочку. И снова мир вселился в нас, растворяя комья загрязнений, выдавливая наружу давние воспоминания. Тоже размякший третий наш сотрапезник, оценивший британский вкус
