стихла, он вытер платком лицо и, пошатываясь, вышел в ночную темень. Кое-как поймал такси и сразу укатил на вокзал. В Москву, к Симе! Там его не выгонят, там его ждут...
Андрей иногда приезжал к ним в гости, тоже напивался, но их темпа и объемов потребления спиртного не выдерживал и «сходил с дистанции на первом же круге». Андрей за время своего начальства заимел хроническую язву желудка, и она сдерживала его во многих вещах, как то: спиртное, жирное, острое, курение.
В один не очень прекрасный день у Губина опять прихватило сердце. Он лежал на диване, периодически отхлебывая из стакана коньяк. Сима сидела рядом и, по-бабьи подперев рыхлыми руками обрюзгшее лицо, сочувствовала сожителю. Влетел к ним Андрей, шумный и веселый:
— Все, господа, я начал новую жизнь!
— Уволился? Или от жены ушел? — страдальчески поморщился от шума Сергей.
— Гораздо лучше! Бросил пить. Только что от нарколога — и сразу к тебе, Губин. И к тебе, Серафима. Словом, «делай, как я, делай лучше меня».
— Во, дурачок, последней радости себя лишил, — протянула Сима.
— Да какая же это радость? Гадость одна.
— Ну и пошел отсюда! Ты нам больше не товарищ! — рявкнула Сима.
— Успокойтесь, вы оба, не шумите, ради... Голова трещит, сердце барахлит, вы еще тут кричите. Как бросил, так и начнешь. Я уж сколько раз бросал, а что толку?
— Нет, на этот раз не начну. Я ведь целый год с собой боролся. За этот год, Губин, я сделал большую работу: во-первых, я признал себя алкоголиком. А это, я вам скажу, очень непросто. Во-вторых, я понял, что это болезнь. В-третьих, я нашел врача и решился на лечение. В сущности, врач только поставил последнюю точку в этой эпопее.
После этого разговора Губин задумался о себе. Первой мыслью было пойти по стопам друга. Да! Пойти к наркологу и отдать себя в его волосатые руки. Пойти! Он несколько дней носил в себе это. «Мыслища сия умная» даже согревала его, вселяла освежающую надежду. Но тут же появлялись и другие мыслишки. Они назойливо витали вокруг, потом одна за другой влетали в сознание. «Да какой же я алкоголик, ведь я в любой день могу завязать. Другие вон пьют и побольше, и ничего. Я-то умею пить. Ну, конечно, бывают иногда переборы. Но у кого их не бывает! В конце концов, русский я или кто! А русские должны пить, это наша национальная черта, наша судьба, наш рок. Нет, погожу пока. Вот прижмет, вот ужо клюнет жареный на гриле петух в соответствующее стартовое место — тогда уж можно и к наркологу». Эти мыслишки успокаивали — и он продолжал обычную пьяную жизнь.
С Андреем же продолжали происходить метаморфозы. Он вернулся к своему писательству. Засел за роман, которым грозил разродиться еще в общежитии. Стал много читать. Но вот однажды он признался Губину наедине, чтобы не слышала Сима, что он стал ходить в храм. Посещает воскресные службы, исповедуется и даже принимал Причастие. О своей первой исповеди он рассказывал несколько раз. Она его «просто перелопатила». Оказывается, Церковь осуждает лечение у наркологов методом кодирования и считает это грехом. Андрей даже поспорил об этом со священником. Он говорил ему, что ведь именно после отрезвления и благодаря этому он пришел в храм. Но отец Виктор был непреклонен и грех этот ему не отпускал.
Тогда Андрей пошел к своему наркологу и рассказал ему о своем горе. Тот его успокоил, что не все священники понимают суть его метода. И все современные методы лечения называют кодированием или гипнозом. А он использует рефлексотерапию. Более того, к нему направляют своих прихожан священники из разных московских храмов. Более того, он был у одного из знаменитых иереев из монастыря, и тот даже благословил его деятельность и просил возглавить при монастыре наркологический центр. Андрей снова пошел к своему священнику и рассказал о встрече с наркологом. Тот внимательно выслушал и повторил, что это грех, и пока Андрей не признает его и не раскается, он этот грех отпустить не может. Андрей пошел тогда в другой храм и на исповеди поведал о своей проблеме другому священнику. Выслушав его, молодой батюшка строго настоял, чтобы Андрей вернулся к своему духовнику и закончил начатое с ним. И еще отругал за гордыню и метания по храмам. Андрей снова вернулся к отцу Виктору, просил прощения и раскаялся в своей гордыне. Когда он вышел из храма, то понял, насколько же это здорово — отпущение грехов. В том месте души, где жила ноющая заноза, стало чисто и спокойно.
Заезжал к нему командированный Вадим. Попытался Андрей поделиться с ним своей радостью, но в ответ получил такой заряд желчи, что долго не мог отмыться. Вадим принялся издеваться над исповедью и стремлением к кротости и смирению: «Что ты все к батюшкам ходишь-то? Да ты сам уже давно батюшка. Ха-ха. А «кротость» происходит от слова «крот», ты не находишь? Хи-хи-хи. А я вот думаю, возможно было бы процветание Запада с Православием? Нет, только с прагматичным протестантизмом!» А когда Андрей за столом предложил помолиться, Вадим рассказал, обращаясь к жене и дочке, пошлый анекдот. И снова гаденькие «хи-хи» и «ха-ха». О Боже! Прости его, ибо не ведает, что творит. Хотя ведает, ведь почти всю Библию прочел. Тогда тем более, прости его, Господи, по великой милости Своей.
Еще Андрей рассказал, что к нему обратился его приятель Руслан с просьбой взять на работу. Руслан пожаловался, что после лечения у нарколога и полугода трезвой жизни он из-за ссоры с женой, в отместку ей, купил в ларьке бутылку водки и так сильно отравился, что оказался в больнице в
