В руке каждая держала по бокалу с красным вином. Бутылка на столе явно была из знаменитой винной коллекции мужа Лены: управляющий банком Игорь Николаевич Колесников слыл гурманом, покупал, а чаще заказывал элитные вина с самых лучших виноградников мира.
— Ничего себе! — охнула Катя, внимательно рассматривая этикетку на бутылке. — Порто, восемьдесят шестой год! Жаль, что я не могу оценить его вкус, — вздохнула она.
— Твое белое на веранде, — подсказала подруга, она же соседка по подъезду, Лена Колесникова. — Катька у нас пьет либо коньяк, либо сухое, — объяснила она хозяйке, проводившей Проскурину удивленным взглядом. — Очень удобный гость, все свое возит с собой.
— А я дык краснае люблю. Сладкае.
Хозяйка Яна, как и большинство в глубинке, говорила на «трасянцы» — смеси белорусских и русских слов, притом с характерным местным акцентом, порой режущим слух. Но речь Яны из-за необыкновенно красивого, грудного тембра голоса звучала мило и гармонично.
— Раньше она тоже его любила, но после кучи лекарств заработала аллергию. В том числе и на красное вино.
— А чым яна так балела?
— Забеременеть не может, — понизила голос Лена. — Но при ней про это — ни гу-гу: очень переживает. Врачи и ее, и мужа сто раз обследовали, сказали: все у вас в порядке, ждите. Вот они и ждут уже десять лет.
— Бедненькая, — покачала головой хозяйка. — Як жа ж без дзетак? У мяне вунь трое. Я б і яшчэ радзіла, ды гэтых трэба на ногі ставіць. Старшаму на будучы год у інстытут… Ай-яй, як жа ж без дзетак!
— Ничего, даст Бог, родит, — совсем не по-гурмански закусывая элитное вино соленым огурцом, успокоила Людмила Полевая. — Зато не надо на аборты бегать и травиться пилюлями! Это мужикам удовольствие, а нам, бабам, одни проблемы.
— Ну чаму праблемы? Яно ж і нам прыятна… — так и не решившись закончить фразу, Яна зарделась. — Мой Грышка дык такі ласкавы ў пасцелі.
— Все они ласковые, когда хотят, — недобро сощурилась Людмила. — и, заметьте, с любой, кого в эту постель затащат. Особенно если молодая и длинноногая!
— Та-а-а-к! Милке больше не наливать! — Лена отодвинула от нее пустой бокал. — Ну сколько можно? Уже дырка в голове от твоей ревности! «Молоды-ы-е, длинноно-о-гие!»… — передразнила она. — А чем мы хуже? К тому же опыта у нас — любого! — явно побольше. Катя, ты куда пропала? — нетерпеливо прокричала она в сторону веранды.
— Едва нашла, — тут же показалась Проскурина в проеме двери. — Холодненькая, — присев за стол, коснулась она щекой бутылки. — А когда мужчины должны с охоты вернутся?
— А хто іx знае? — пожала плечами хозяйка и кивнула на видневшийся за окном микроавтобус. — Шафёра у хату звала — не захацеў, у машыне астаўся. А мужыкі пакуль каго не прыстрэляць, з лесу не вылезуць. Раней, чым у чатыры, прасілі за імі не ехаць.
— Далеко охотятся?
— Адсюль кіламетраў сорак. Акрамя вашых ды нашых, месных, да егера Міхалыча, сення на ахоту яшчэ людзей панаехала. Хто толькі сюды не ездзіць: i артысты, i палітыкі, і прафесары разныя! Міхалыч майму Грышку дваюрадным дзядзькам будзе. Жонка яго даўно памерла, а сын летась ажаніўся. Нявестка — дзеўка маладая, прыгожая, тэхнікум скончыла. Тры дні вяселле гулялі госці са усёй Беларусі прыязджалі! Ды якія імянітыя! А нявестчыны падругі як усім спадабаліся! Вясёлыя…
— И часто эти подруги к невестке егеря приезжают? — мигом помрачнела Полевая.
— Не ведаю, мабыць, i часта. Міхалыч — ён строгі, але нявестку любіць. Цяжка ёй адной у вёсцы, яна ж сама з райцэнтру.
— Та-а-а-к… Пусти козла в огород… Придется мне ехать с водителем. Дай сигарету, — попросила она Проскурину.
— Ты же бросила! — Колесникова раздосадованно махнула рукой. — Ненормальная! Они там в лесу за день так выбегаются, что не до баб!
— Кому не до баб, а кто, как увидит козу на двух ногах, так и норовит ее уложить.
— Фу! — скривилась Ленка, почувствовав неловкость перед хозяйкой. — Не слушайте ее. У нашей Людмилы больное воображение: ревнует своего Пашку к каждой юбке. А вот что мне тогда делать? У моего Игоря две трети сотрудниц банка — красавицы, умницы и не замужем. А у твоего Полевого даже задрипанной секретарши нет! Разве что появится какая-нибудь грымза ближе к пенсии. Если ректором станет.
— У майго Грышкі ё секратарша… Ну і што з таго? — не поняла Яна.
— И сколько ей лет? — криво усмехнулась Мила.
— Юбілей у будучым годзе. Пяцьдзесят.
— Пятьдесят… А если пятьдесят — по двадцать? Я имею в виду студенток! А еще заочницы, аспирантки. То зачеты, то консультации, то заседание кафедры, то совещание… А то и домой припрутся, якобы за рецензией! «Павел Валентинович, Павел Валентинович!» — передразнила она воображаемых студенток и провела ладонью по шее. — Вот где они у меня сидят, шлюхи недоученные! Так что не надо нам ни ректорства, ни секретарши! Был бы уродом — И никаких проблем.
К счастью или несчастью, сорокасемилетний Павел Полевой действительно был красивым мужчиной. Гордая стать, орлиный нос, пронзительные голубые глаза, летящая походка, завораживающий голос, волнистая темная шевелюра с легкой проседью. Да еще ума палата! Невысокая, плотненькая Людмила внешне, конечно же, ему проигрывала. Но ведь чем-то она его покорила в свое время! Задором, молодостью, а может, способностями? Молоденькая аспирантка два года ходила у Павла Валентиновича в любимицах!
Правда, по прошествии одиннадцати лет замужества она призналась подругам, что в сравнении с мужем чувствует некую ущербность: заброшенная из-за рождения детей недописанная диссертация давно утратила свою актуальность, плюс десятилетнее сидение дома…
— А по-моему, ты и урода ревновала бы к каждому столбу, — вступила в разговор Катя. — Потому что главная причина не в нем, а в тебе, в твоей неудовлетворенности собой. Мы тебе сто раз говорили: выходи на работу.
— Да кому я нужна — экономист без стажа?! Тридцать семь лет, а ни дня еще не работала — семинары в аспирантуре не в счет.
— Стаж — дело наживное. Ты только захоти, а работа найдется! На первых порах, конечно, забудь о своем красном дипломе и засунь амбиции куда подальше. Но ведь ты умница, быстро всему научишься. А то сходишь с ума от своей невостребованности, в том числе и профессиональной!
В последние годы жизнь супругов Полевых и в самом деле стала напоминать мелодраматический триллер с повторением набивших оскомину сцен: то у них тишь да благодать, то полоса скандалов со втягиванием в выяснение отношений друзей и родственников. Беда была еще и в том, что с каждой ссорой периоды спокойствия все укорачивались, а число проблемных этапов увеличивалось. В основном во всем винили Людмилу: сидит дома, не работает, только пилит мужа.
Лена и Катя не единожды обсуждали между собой эту тему и отчасти были согласны с большинством. Но, сочувствуя Павлу, они жалели и подружку. Ревность — болезнь, которая, увы, не лечится. А подхватила она эту заразу еще в детстве, глядя на отца, который, занимая ответственный пост, менял любовниц как перчатки. И партком, и вышестоящее начальство закрывали глаза на мужские шалости директора крупного предприятия — главное, чтобы на вверенном ему объекте росли производственные показатели. Зато жене с двумя повзрослевшими дочерьми приходилось несладко. А уж после того как глава семейства открыто признал двух внебрачных детей от женщины, работавшей в одном из филиалов завода, им и вовсе пришлось прятать глаза от людей. Хоть из подъезда не выходи!
Дав себе слово, что ни она сама, ни ее дети никогда не испытают подобного позора, Людмила сразу установила за мужем тотальный контроль: куда, зачем, с кем, надолго ли? На вопросы своей маленькой женушки (рост у нее был, что называется, метр с кепкой) Павлу приходилось отвечать по сто раз на дню. Поначалу такая опека его только забавляла, тем более что на самом деле он не давал поводов для ревности: от души любил свою миловидную Милу, даже в мужских компаниях появлялся редко, разве что иногда позволял себе расслабиться с единственным другом — Игорем Колесниковым.
