— Да что вы! Вадим Сергеевич — уважаемый человек. Он… Он — добрый…
— Добрый, говорите? А зачем тогда наряд вызывали? — раздосадованно повернулся к ней старший. — Вызов поступил? Поступил. Значит, надо реагировать. Наряд выехал на место, и что мы видим? Заплаканная женщина и мужчина, который… Кстати, кто из вас здесь живет? — строго поинтересовался он.
— Я. Это квартира… квартира моей мачехи, — подобрала она наиболее верную и доходчивую формулировку. — А Вадим Сергеевич — мой шеф, мой хороший друг. Мой, ну, я не знаю… Не знаю, как объяснить… — окончательно растерялась она.
— Так, все ясно… — прислушавшись к захрипевшей на боку рации, хмыкнул старший и добавил не терпящим возражений тоном: — Только этого гражданина мы все равно забираем. До выяснения личности. Утром приедете в райотдел, составим протокол. Сейчас времени нет, у нас еще два вызова. Забирай его, — обратился он к младшему по званию и развернулся к лестнице.
— Сам пойдешь или как? — насмешливо спросил второй милиционер у Ладышева.
— Спасибо. Как-нибудь сам, — Вадим демонстративно сложил руки за спиной и стал спускаться по ступенькам.
— Да подождите вы! — воскликнула Катя.
Заметив, что на ее слова никто не реагирует, она заскочила в квартиру, набросила куртку и рванула вниз по лестнице.
— Стойте! Вы не имеете права его забирать! — перепрыгивая через ступеньки, выкрикивала она. — Отпустите его, иначе я вынуждена буду позвонить… Я журналистка «ВСЗ»! Отпустите его, ну пожалуйста! — подбежала она к УАЗику, в который залазил Ладышев.
— …Понял, будем через пару минут, — в этот момент с кем-то переговаривался по рации старший по званию. — Отставить! Высаживай этого обратно! — тут же скомандовал он. — Бл…! Только что уехали, а на Брилевской снова драка! — в сердцах ругнулся он. — Соседи опять вызвали. Заберем всех к…! — на сей раз мат был более выразительный. — На этого места нет, — кивнул он на Вадима. — Значит, так, дамочка- журналистка, — повернулся он к Кате. — Еще раз такое повторится, оформлю ложный вызов и упеку на пятнадцать суток вместе с кавалером! Интеллигентные, образованные люди! Неужели не можете решить личные проблемы без милиции? И не стыдно? — он захлопнул дверцу за вылезшим Вадимом и бросил он водителю: — Поехали!
УАЗик резко газанул с места. Посмотрев ему вслед, Катя облегченно вздохнула, перевела взгляд на Ладышева и пробормотала:
— Слава Богу…
— Даже не представлял, как это приятно, — неожиданно улыбнулся он.
— И что тут приятного?
— Приятно, когда за тебя заступаются, пытаются отстоять. Теперь тебе придется впустить меня в квартиру, — виновато развел он руками. — Уходить я по-прежнему не собираюсь. Вот только вдруг кому-то из соседей не понравится гражданин на лестнице? Старшему наряда на глаза второй раз лучше не показываться. Шутить не станет.
— Ладно, пошли, — сдалась Катя.
Не успела она закрыть дверь квартиры, как Вадим сгреб ее в охапку, крепко прижал к себе и прошептал:
— Прости.
— Ты пьян… Отпусти меня, — растерялась она от такого неожиданного порыва.
— Я не пьян. Уже практически трезв. Я — идиот, кретин… Прости…
— Шеф всегда прав, — попыталась она съязвить.
— Забудь, что я чей-то шеф, забудь все, что я тебе наговорил. Пожалуйста.
— Это что? Очередное испытание на прочность? Сначала ушат ледяной воды, затем в духовку? Я тебе что, полуфабрикат? — как бы ни было тепло и приятно от услышанного, разум стойко сопротивлялся напору его слов и действий. — Горячо, холодно, снова горячо!! Ты, видно, не учел, что я быстро учусь. С меня достаточно, — попыталась она освободиться от его объятий. — Отпусти меня, забудь, уйди!
— Не отпущу и не уйду… Ты мне нужна. Я не могу без тебя… Я не знаю, как тебе объяснить, чтобы ты поверила…
— Сначала себе объясни, а я послушаю, — отвернула она голову, вспомнив о наверняка размазанной по лицу туши. — И чем я заслужила такое пристальное внимание к своей скромной персоне? Как я согрешила, что никак не прекращается эта изощренная пытка? Я ведь живая, Вадим! Понимаешь — жи-ва- я!
— Я тоже живой. Прости меня… — еще крепче прижал он ее к себе и зарылся лицом в волосы. — Я никогда и ни у кого не просил прощения, разве что у отца после его смерти… Не гони, прости.
— Ты — маньяк, зря я не сдала тебя в милицию, — едва не задохнулась в его стальных объятиях Катя. — Мне больно.
— Извини… — слегка ослабил он хватку. — Посмотри на меня, не прячь лицо.
Подняв голову, она недоверчиво заглянула ему в глаза: взгляд его был полон боли, мольбы и… нежности.
— У тебя явно не все в порядке с психикой, — добавила она уже гораздо мягче. — Ведь час назад ты готов был меня убить.
— А спустя минуту — убить сам себя, — коснулся он губами ее лба. — Не представляешь, что творится у меня в душе с того самого утра, как ты ушла… Ты права: я действительно болен… я стал почти сумасшедшим… Вот только психушку давай вызовем утром, а сегодня будь милосердна, прими меня таким, какой есть, — слегка отстранившись, он провел ладонью по ее растрепанным волосам и виновато улыбнулся. — Они, в отличие от милиции, так быстро не отступятся. Это я тебе как доктор заявляю…
7
…Сквозь сон Катя почувствовала, как чья-то рука осторожно легла на талию и, нежно поглаживая, стала подбираться к груди.
— Виталик, давай немного поспим, — пробормотала она и вдруг распахнула глаза: с ума сошла! Какой Виталик?!
Осторожно обернувшись, Катя попыталась рассмотреть в темноте лицо Вадима, прислушалась к его дыханию.
«Слышал или нет? Тоже мне, „радистка Кэт“!» — принялась она себя ругать.
В этот момент мужская рука сползла с талии, за спиной послышалось шевеление. Катя замерла: «Повернулся на другой бок. Вроде спит».
Проделав вслед за Вадимом то же движение, она уткнулась носом в его спину, вдохнула запах, непроизвольно обняв, прикоснулась губами. Ответ на ласку последовал незамедлительно: через мгновение мужчина перевернулся, накрыл собой податливое женское тело, отыскал губами губы…
Необыкновенно долгий поцелуй постепенно наполнялся страстью, обоюдные ласки становились все смелее… Все, что произошло дальше, было чем-то иным, совершенно не похожим на повторение пройденного: страстно, стремительно, местами неистово и тут же снова нежно, бережно, с необыкновенно сладким послевкусием, растекавшимся по каждой клеточке тела…
— К тебе нельзя прикасаться, — пытаясь отдышаться, пробормотала Катя. — В придачу ко всему ты еще и сексуальный маньяк… Ты ведь спал?
— Почти час как проснулся, — негромко возразил Вадим и, улегшись на спину, аккуратно примостил ее голову на своем плече.
— Значит…
— Слышал. И не могу сказать, что мне это понравилось, — спокойно заметил он. — Но было бы гораздо хуже, если бы ты назвала меня Генрихом.
— Почему Генрихом?
