— Ну, для того чтобы приревновать, достаточно поговорить с человеком по телефону, а затем увидеть тебя с ним в ресторане, а потом в поезде.
— Ах да, я и забыла! Это ведь ты подсказал ему, как меня найти… И чем он тебе не понравился?
— Он что, девушка, чтобы мне нравиться? Пусть я и маньяк, но у меня традиционная ориентация, — попытался отшутиться Вадим.
— И все-таки, — проявила настойчивость Катя, — откуда такая неприязнь?
— Смею заверить, что все как раз наоборот: Генрих — весьма интересный, эрудированный, интеллигентный человек, приятный собеседник. Мы с ним более двух часов общались.
— По телефону, что ли? — удивилась она.
— Ну почему по телефону? Вот так, как с тобой, беседовали. Правда, не лежали в одной постели, а сидели в креслах, — туманно пояснил он.
— То есть? Где?
— Спасибо авиакомпании, в самолете места рядом оказались.
— Невероятное совпадение, — недоверчиво пробормотала Катя.
— Значит, это было кому-то нужно, — задумался он. — А как еще объяснить, что мы столкнулись в Москве, оказались в одном вагоне поезда?
— Кстати, кто была та дама, с которой ты входил в ресторан?
— Потенциальный партнер по бизнесу. Увы, несостоявшийся, — кратко пояснил он.
— Красивая, — отдала ей должное Катя.
— Красивая. Как, видимо, и все Екатерины Александровны. Не поверишь, но ее зовут так же, как и тебя. Еще одно совпадение, заставившее поверить, что в жизни нет случайностей. Знаки свыше, не иначе.
— Наверное, — согласилась Катя. — Я знаю одного человека, у которого мать, бывшая теща, бывшая жена и одна хорошая приятельница родились в один день. Представляешь, как непросто ему в этот день?
— Догадываюсь. Зато не забудет ни одну из них поздравить, — улыбнулся Вадим. — Но если честно, то я видел в аэропорту, как вы с Генрихом прощались. Сам попросил на регистрации, чтобы нас рядом посадили. Так что совпадений гораздо меньше: всего лишь день и рейс.
— Теперь верю, — улыбнулась и Катя. — И что дальше?
— Ничего. Познакомились, обменялись визитками.
— А о чем говорили?
— О разных странах, о путешествиях.
— А еще?
— О жизни.
— А конкретнее?
— О том, что в Минске у Генриха живет подруга. О том, что она очень удачно оказалась в отпуске и он пригласил ее погостить в Москве.
— И все?
— Не совсем… Он влюблен в нее со студенческих лет.
— А она? — глядя в потолок, с отстраненной улыбкой уточнила Катя.
— А она… Здесь вопрос посерьезнее. По его мнению, когда-то и она была к нему неравнодушна, но он совершил ошибку и этим оттолкнул ее от себя. Затем он уехал, она вышла замуж. И вот спустя много лет у него появился шанс — она разводится с мужем. В Москве он даже отважился сделать ей предложение, но она отказалась продолжать эту тему. Советовался, как быть: настаивать или повременить?
— И что ты ему ответил?
— Что не стоит спешить, надо дать ей время подумать. Не мог же я ему сказать, что он опоздал и у него снова нет никаких шансов?
— А почему он опоздал?
— Потому что у него появился серьезный соперник. А уж с этим парнем я хорошо знаком: если он что-то втемяшит себе в голову — не отступится! — самодовольно рассмеялся Вадим. — Даже если его дама сердца питает к кому-то нежные чувства.
— А нежные чувства к Генриху на самом деле давно присутствуют, — провокационно заметила Катя, но тут же успокоила: — Исключительно как к другу.
— Вот видишь! Я оказался прав. Нельзя было вот так, с ходу, рушить чужую сказку, — переложив голову Кати на подушку, он оперся на локоть и хитро прищурился: — А теперь давай подробнее: когда это ты была к нему неравнодушна?
— Тебе интересно?
— Еще как! Я хочу знать поименно всех, кто тебе когда-то нравился. Начиная с детского сада!
— Зачем?
— Чтобы не подпускать к тебе подобных друзей на пушечный выстрел! — грозно произнес он. — Итак, когда тебе понравился Генрих?
— В детском саду и понравился.
— То есть как?
— Мой отец тогда служил в Темиртау, и мы ходили в одну группу. Но вспомнили об этом только на зимней сессии на первом курсе. Он прав, я была в него влюблена, но достаточно быстро поняла, что мы с ним не пара.
— И почему не пара?
— Была одна история. Генка ненадолго увлекся преподавательницей немецкого. Или она им, что, по сути, не столь важно.
— Серьезная ошибка. А он знал о твоих чувствах?
— Нет. Я никогда ему не признавалась. Хотя, наверное, догадывался.
— И ты не смогла его простить?
— Сразу не смогла. А когда простила — это уже не имело значения.
— Почему?
— Я тогда даже в больницу попала. Тело спасли, душа со временем излечилась, а вот любовь умерла. Любовь, она ведь не возрождается заново, что бы ни говорили. У нее, как и у людей, одна жизнь. Она может впасть в анабиоз, ее можно глубоко и больно ранить — выкарабкается. Но если уже умерла… Любовь, она или есть — или нет, или жива — или мертва.
— Глубоко… — Вадим откинулся на подушку и тоже уставился в потолок. — Но спорно. Получается, ты сама убила в себе любовь к Генриху?
— Не совсем. Сначала он ее смертельно ранил, а затем я не оставила ей шансов на спасение. Вот она и умерла.
— А как же он? Насколько я понял, все эти годы он продолжал тебя любить?
— Поздно. Его любовь — красивая голографическая картинка. Но она никогда не оживет и не станет реальной. Для этого нужен особый свет — встречное чувство. А его нет.
— Н-да…
— Что да?
— Ты непростительно умна для блондинки.
— То есть? Для тебя, как и для других, блондинка — показатель ума? — в тон ему ответила Катя.
— Ну, не без этого, — провокационно подтвердил Вадим.
— Ах вот как? В таком случае для женщины красивый мужчина — ловелас, жигало, донжуан… Кто угодно, но только не партнер для серьезных отношений!
— Это почему?
— Потому что вокруг него всегда будут виться женщины! И вообще, вчера мне показалось, что Вадим Ладышев — любитель молодых длинноногих брюнеток! — добавила она с легкой обидой.
— Смею заверить, что нет. Иначе меня не было бы в этой постели, — улыбнулся он и добавил вполне серьезно: — С брюнеткой вчера покончено бесповоротно. Да мы с ней и не встречались два последних месяца.
— Надо же! И почему?
