— Спасибо за приглашение, — поблагодарил Ладышев и тактично заметил: — Эти предновогодние хлопоты, суета… Право, может быть, вам не стоит себя сегодня утруждать.
— Проходите, проходите! И только посмейте отказаться от чашки чаю! — шутливо пригрозила она и добавила многозначительно: — Нам ведь есть о чем поговорить, не правда ли?
Похоже, Людмила Степановна была настроена на серьезную беседу.
— Ну хорошо, на чашку чаю уговорили, — Вадим стал расстегивать дубленку. — Я смотрю, вы не так давно достроили дом?
— Да, летом заселились. Стройку еще покойный супруг начал, несколько лет простояла крытая коробка, все душа к ней не лежала. Остались ведь вдвоем с дочерью, без мужской поддержки. Но надо было как-то жить… Женщина, если потребуют обстоятельства, горы свернет. Жаль, не все успели сделать до зимы, территорию не привели в порядок. Работа, некоторая стесненность в средствах, — посетовала она. — Вы ведь понимаете, насколько далеки от реальной жизни зарплаты работников бюджетной сферы.
«Да уж… На одну зарплату чиновника, пусть и высокого ранга, дом не построишь, — усмехнулся про себя Вадим. — Уже ближе к теме».
— Я с удовольствием покажу вам дом, но еще лучше это сделает моя дочь. Проходите в гостиную, она вас уже заждалась, — лукаво подмигнула Балай и легонько подтолкнула Вадима к широко распахнутым дверям.
Не успев даже предположить, кто его мог там заждаться, Ладышев сделал несколько шагов и замер: в кресле перед большим плоским экраном телевизора с пультом в руках сидела… Кира.
— Привет! — лениво бросила она ему, переключилась на музыкальный канал, аккуратно положила пульт на край сервированного закусками столика, неторопливо встала, подошла, смахнула с его свитера невидимую соринку. — Вчера ты меня сильно разочаровал, можно сказать, обидел. Но я готова тебя простить. Как-никак, Новый год на носу, не начинать же его в ссоре. Да и мама расстроится. Я ей много о тебе рассказывала.
— Как… мама? — ошарашенно выдавил Вадим. — И что ты ей рассказывала?
— Все. Людмила Степановна, ко всему прочему, еще и самая обыкновенная мама. А я — ее единственная дочь.
— Но ты никогда не говорила о матери, и фамилия у тебя другая! Терентьева.
— От папы досталась. А разве имело значение, чья я дочь?
— Не имело… — пытаясь прийти в себя, выдавил Вадим.
«Еще как имело!!! — тут же подумал он. — Знал бы, на пушечный выстрел не приблизился бы! Теперь ясно, что это ловушка!»
— И все-таки что с тобой случилось? — между тем продолжила Кира. — Я ведь вчера тоже приглашала тебя в гости. А ты мало того что отказался, так еще и наговорил невесть чего… Хорошо, что мама всего не знает, а то…
— А то что? — спросил он, лихорадочно обдумывая, как теперь себя вести.
— Ну, ты сам догадайся. Вообще-то мама — добрый и отходчивый человек, зла никому не желает. Но уж я-то знаю, чего стоит ее разочарование.
— То есть?
— Что-то ты сегодня туго соображаешь, — усмехнулась девушка. — Ты должен понимать: она может тебе либо помочь, либо создать немало проблем.
— И чтобы поставить меня об этом в известность, нужно приглашать к себе домой? По-моему, я вчера ясно дал понять: между нами все кончено.
— Мало ли что придет в голову выпившему человеку, — перебила его Кира и пожала плечами. — Я тоже могу что-то ляпнуть, а затем сожалеть.
— А если я не сожалею?
— Мой тебе совет: не торопись с окончательными выводами, — неожиданно стала серьезной девушка. — У мамы на тебя далеко идущие планы.
— Ах, Кирочка! Посмотри, какие чудные розы нам привез Вадим Сергеевич! — появилась в гостиной восторженная Людмила Степановна. — Какая красотища! Вы не поможете? — недвусмысленно показала она взглядом на большую, наполненную водой хрустальную вазу с цветами.
— Да, конечно, — перехватил вазу из ее рук Ладышев. — Куда поставить?
— Вот сюда, — хозяйка быстро пересекла гостиную и показала на длинный комод, уставленный фотографиями и статуэтками. — Нет, лучше сюда, — суетливо переместилась она к большой искусственной елке в углу комнаты. — Ставьте, ставьте на пол, здесь самое видное место. Новый год, елка, Дед Мороз и розы! Ах, Вадим Сергеевич, если бы вы знали, как я мечтала о подобном натюрморте в юные годы! Как молоды мы были, как искренне любили… — театрально произнесла она и, скрестив руки на груди, прикрыла глаза. — Да-да, наше поколение тоже было молодо, романтично и не торопилось решать важные жизненные вопросы, считая, что впереди еще целая жизнь! Но время пролетает так незаметно, поверьте мне! Вот уж и дочь выросла… Ну, да что это я, присаживайтесь, — снова засуетилась Людмила Степановна. — Мы, между прочим, готовились. Ради такого гостя Кирочка испекла печенье, — показала она рукой на столик. — Вы присаживайтесь, не стесняйтесь!
— Спасибо, я не голоден.
— Нет-нет! Только попробуйте отказаться! Покойный Василий Михалыч, Кирочкин папа, очень любил это печенье… Женщина должна уметь все. Я придерживаюсь традиционных взглядов: муж в семье — добытчик, кормилец, защитник. Жена — хозяйка. На ней — уют, забота о детях. Вы со мной согласны? — заглянула она ему в глаза.
— В целом согласен, — отвел взгляд Вадим.
Ни печенья, ни дальнейших разговоров не хотелось. Хотелось одного — бежать отсюда! Без слов, без объяснений.
— Вот видите! — обрадовалась Людмила Степановна. — Я и не сомневалась, что такой серьезный, деловой мужчина, как вы, не думает иначе. К тому же я хорошо знала вашего покойного отца. Какой был красавец, какой умница, какой профессионал! Мы до сих пор рекомендуем обучать студентов по методикам профессора Ладышева. А как Сергей Николаевич любил свою молодую жену, вашу мать! Об этом легенды по институту ходили! Как поживает Нина Георгиевна? Здорова?
— Давление иногда шалит, но в целом все нормально, — снова слегка растерялся Вадим. — Вы с ней знакомы?
— Нет, что вы! Как могла молодая ассистентка быть вхожа в профессорские круги? Нет-нет. Это невозможно. Я лишь издалека могла любоваться счастливой семейной парой. Правда, мне так и не удалось защититься, позвали работать в Минздрав. Но я вправе считать Сергея Николаевича своим учителем. Мне было очень приятно узнать, что вы — сын профессора Ладышева. Но в жизни никогда не поздно что-то изменить! А приезжайте к нам завтра с Ниной Георгиевной! Вместе встретим Новый год, познакомимся, вспомним былое.
— Нет! — мгновенно отреагировал Вадим. — Маму недавно выписали из больницы, и ей противопоказаны любые встречи. Только близкий, устоявшийся круг. Ей нельзя волноваться, — добавил он тоном, не терпящим дальнейшего обсуждения.
— Жаль, — разочарованно протянула Людмила Степановна. — Ну, тогда, может быть, вы один нас порадуете?
— Спасибо, но у нас традиция — Новый год встречать только в семейном кругу.
— Что ж, это похвально… — хозяйка о чем-то задумалась. — Кирочка, ты не могла бы сходить на кухню, посмотреть чайник? — выразительно взглянула она на дочь. — Закипел уж, поди.
— Да, мама, конечно, — с плохо скрытым недовольством кивнула та и исчезла за дверью.
— А мы пока продолжим разговор, — Балай взяла небольшую паузу: брови ее сошлись на переносице, лицо напряглось, стянутые губы превратились в подобие сморщенного яблока. Ладышев даже поразился такой быстрой перемене. — Вадим Сергеевич, предлагаю поговорить прямо, без отступлений и реверансов. Я знаю, что вы с Кирой давно встречаетесь, и, честно говоря, поначалу меня это не сильно обрадовало. Но я долго за вами наблюдала, собрала кое-какую информацию и сумела убедиться, что вы — достойный человек. К тому же сердцу не прикажешь, и для меня как для матери главное — личное счастье дочери.
