Трещал сверчок. Сияла лампа под зелёным абажуром. В печи гудел огонь. Было тепло и уютно. Вдруг зазвонил телефон.
Петя раньше Вовки и раньше Кирилки успел схватить телефонную трубку.
– Петя, ты? – услыхал он голос отца. – Я скоро буду. Поставьте чайник, нужна тёплая вода…
И всё.
Больше папа ничего объяснять не стал. Но какая поднялась суматоха! На керосинку нужно было поставить всего один-единственный чайник. Но ведь этот чайник хотелось поставить всем – и Кирилке, и Пете, и Вове, и маме тоже.
– Голову хочет мыть, – догадался Вовка. – Не иначе, как голову…
– А может, бриться? – подумав, сказал Петя.
Пока спорили, наливали в чайник воду, пришёл и сам папа. Он был весь в снегу и очень румяный от мороза.
Стряхивая снег и с шубы и с шапки, лукаво посмеиваясь, он сказал Пете:
– Сегодня ты у меня попляшешь, сын!
– А что? – спросил Петя, обыскав глазами папины руки.
Как будто ничего особенно интересного в руках у папы не было, ничего такого, ради чего стоило бы постараться.
А папа, сунув руку в боковой карман пиджака, всё повторял:
– Нет, сегодня ты у меня попляшешь! Попляшешь, попляшешь…
Тут он вытащил большой голубоватый конверт, положил конверт на стол, и Петя действительно пустился вприсядку.
Весь конверт был заклеен марками. Они шли по пять штук в ряд – розовые, карминовые, оливковые и фиолетовые… Все разных цветов и оттенков.
– Ах, как хороши! – воскликнула мама и прочла: – «Швеция».
– Насилу упросил Петра Саввича отдать мне этот конверт, – продолжал папа. – Объяснил ему, какие у меня дома завелись марочники… Но обратите внимание, вся серия на одном конверте! И что особенно интересно – эти десять марок, очевидно, выпущены в честь почтового юбилея. Тут совершенно наглядно как бы история почты…
– Верно, верно! – Мама, прищурив близорукие глаза, разглядывала марки. – Верно! Мальчики, смотрите! Ох, до чего здорово!
Ярко-зелёная марка. На ней мужская голова с высоким умным лбом. Длинные волосы откинуты назад и касаются плеч. Небольшая острая бородка. Сбоку вдоль зубцов написано: Аксель Оксенштерн. Это имя и фамилия основателя почты. И ещё на марке две даты: 1636 год и 1936 год. Значит, более трёх столетий тому назад люди впервые стали посылать друг другу письма почтой.
Этой зелёной маркой открывается серия, посвящённая истории почты.
Вот идёт почтальон. Сумка с письмами висит сбоку. Широкополую шляпу сорвал ветер; он держит её в руках. У него туфли с пряжками, перчатки с раструбами, а сбоку длинная шпага – защита от разбойников на большой дороге. И всё сиреневого цвета. Кажется, ещё не наступило утро и ночная мгла только начинает рассеиваться. Это вторая марка.
На третьей – алый всадник на алом коне несётся вперёд стремительным галопом. Алый плащ развевается у него за плечами. Он громко трубит в трубу. А небо всё залито багровым светом. Может, это гонец с поля битвы несёт печальные вести о поражении и смерти. А может, вестник победы.
Ещё марка. Светло-голубая. Парусный корабль плывет по голубому океану, надув голубые полотняные паруса. Уже весь мир переписывается между собой. Письма идут через моря и океаны. Голубой парусный корабль везёт их в Европу из далеких южных колоний.
И ещё одна марка с кораблём и морем. На помощь парусам уже пришли паровые котлы. Но от парусов ещё отказаться нельзя, и поэтому первые пароходы по-прежнему оснащены парусами. Два верных союзника – ветер и пар – несут по реке пароход на марке тёмно-синего цвета.
Шестая марка – золотисто-коричневая. Тяжело покачиваясь по ухабам, мчится дилижанс. Тройка лошадей везёт его. Кучер в цилиндре, с длинным бичом сидит на высоких козлах. Рядом с ним – почтальон. А на крыше дилижанса – тюки писем. Теперь, когда все страны торгуют между собой, когда торговые сделки заключаются во всём мире, невозможно обойтись без обширной переписки. Письма перевозят почтовые кареты. Ещё не придуманы почтовые марки, но уже есть штемпеля. Каждая почтовая контора штемпелюет письма своей печатью, и сразу видно, через какую контору отправлена корреспонденция.
Седьмая, оливковая марка – с поездом. Поезд мчится на всех парах. За тендером – почтовый вагон. А там, где нет железных дорог, письма развозят почтовые автомобили.
Восьмая марка – светло-серого цвета. Таким бывает освещение в ранние зимние сумерки. По дороге, мимо ёлок, утонувших в сугробах, мчится почтовый автомобиль с прицепом.
Серия подходит к концу. Осталось ещё две марки. На одной – океанский пароход, многоэтажный и многопалубный, густо-малинового оттенка.
Последняя – серо-голубая. На ней – самолёт. Синекрылый воздушный почтальон, для которого одинаково доступны самые отдалённые уголки земли…
– Ну, – говорит Вова, – теперь ты Лёвке нос утрешь… ещё как! У него таких и в помине нет.
– А Тува? – вспоминает Петя, стараясь представить себе Лёвину коллекцию. – Тува-то у него какая!
– Ну вот ещё! – Мама слегка пожимает плечами. – Тувинские марки хоть завтра можно купить в магазине. А таких я что-то ни разу не встречала. – И она ещё пристальнее разглядывает марки.
– Теперь Лёвкины марки перед твоими – пф-фу! – повторяет Вова и пренебрежительно дует в растопыренную ладонь.
Кирилка тихонько хихикнул и тоже сказал: «Пфу-фу!» – и тоже подул на свои жёлтенькие веснушчатые пальцы.
Оба были счастливы за Петю. В этот вечер они почти простили ему и марки и даже Лёву.
– А давай тоже собирать марки, – сказал Вова, обращаясь к Кирилке, но глядя на Петю.
– С ним или одни? – спросил Кирилка, кивая на Петю.
Возможно, Петя и не слыхал этих слов. А может, он нарочно пропустил их мимо ушей. Но только он ничего не ответил мальчикам.
Потом марки отмачивались в тёплой воде. Вот, оказывается, зачем папа звонил насчёт чайника. А мыть голову он вовсе не собирался. И бриться тоже.
Воду налили в глубокую тарелку и туда положили кусок конверта с наклеенными марками. И что же получилось? Конвертная бумага набухла и опустилась на дно тарелки, словно губка, пропитанная водой. Зато все марки плавали на поверхности, похожие на пёстрые цветочные лепестки.
– Чего не знала, того не знала! – сказала мама. Вздохнув, прибавила: – А мы с Петей столько марок загубили! Отдирали просто так.
– Меня Пётр Саввич научил, – признался папа. – И я об этом понятия не имел. «Налейте, сказал, в тарелку тёплой воды, положите конверт с марками и получите все экземпляры в безукоризненном виде».
Так оно и было. Очень осторожно двумя пальцами, мама выловила марки из воды. Все они были целёхонькие. Ни один зубец не оторвался. Потом, снова по совету того же Петра Саввича, марки разложили на чистой промокашке, сверху прикрыли другой чистой промокашкой, и всё это, в свою очередь, вложили в толстую книгу, на которую вместо пресса уселся Вовка.
Что и говорить, славный выдался у них вечерок!
А если ко всему прибавить рябиновую пастилу и пряники, которые оказались у мамы в буфете и были съедены все, без остатка, за чаем, то нужно прямо сказать, вечер удался на славу!
На следующий день новые Петины марки смотрел сам Лёва Михайлов. Он специально пришёл для этого к Пете после уроков.
Он рассматривал их долго, пристально, при этом ноздри его чуточку шевелились. Он не сказал своих обычных «ерунда» или «чепуха». Нет, ничего такого он не сказал. Наоборот, слегка подняв левую бровь, спросил:
– Меняться будешь?
