получить голоса 14 миллионов избирателей, то любой человек, знакомый с механизмом буржуазной парламентской демократии, поставит перед собой вопрос о финансовых источниках подобного успеха. Далее, любой человек, имеющий представление о том, чего стоит содержание постоянных военизированных сил, спросит: откуда брались деньги на многосоттысячные штурмовые и охранные отряды Гитлера?
Вопросы финансирования, несомненно, ставили перед собой также Гитлер и другие руководители тогда еще малочисленной партии, которая начинала свою борьбу за власть: ведь в эту борьбу за власть нацистская партия включалась в условиях, когда основные средства немецких фирм шли на финансирование ведущих парламентских партий буржуазии — немецкой национальной партии или немецкой католической партии центра. Все это было так. Но тем не менее — или именно поэтому с самых первых шагов нацизма его руководители ориентировались на крупных «доброхотных деятелей». Списки же «доброхотных деятелей», вносивших пожертвования в фонд гитлеровской партии НСДАП, читаются как регистры крупнейших фирм тогдашней Германии.
Однако в отношениях между этими фирмами и гитлеровской партией были свои тонкости. Прежде всего: если в истории гитлеризма что-либо и маскировалось с предельным усердием, то именно его связи с финансовым и промышленным капиталом. Началась эта маскировка давно — и первым ее проявлением было то, что Гитлер вошел в политическую жизнь Германии не с парадного хода, не по ковровой дорожке. Это, как ни странно, оказалось очень кстати. Постепенно стала складываться легенда о «человеке из самых низов», чуть ли не с нар ночлежки. Как писал видный западногерманский социолог Эрих Нольте, хозяином Европы стал «человек из притона»[16].
Яо нет легенд, которые остались бы неразоблаченными. Лопнула и легенда о Гитлере как «человеке из низов». Очередной удар ей невольно нанес западногерманский историк Вернер Мазер, автор вышедшей в 1965 году книги «Ранняя история национал-социализма»[17]. Мазер решил заняться молодыми годами Адольфа Гитлера и, в частности, исследовать знаменитые венские ночлежки, которые неизменно присутствуют во всех биографиях фюрера. Вот одна из них — на венской улице Мельдеман-штрассе, 27. Оказывается, это была вовсе не ночлежка, а весьма дорогой пансион. Другая ночлежка — в Мейдлинге. Но сюда Гитлер попал не из-за недостатка средств, а для того, чтобы укрыться... от воинской повинности. Все остальные адреса — пансионы и респектабельные меблированные комнаты.
Вслед за этим Мазер доказал, что молодой венский художник располагал приличными денежными средствами, в результате чего возникал образ Гитлера — «нормального», заурядного мелкого буржуа. Кстати, Мазер подчеркивал, что семья Гитлера была вполне состоятельной и вполне буржуазной. Недаром один из рецензентов книги Мазера писал: «В его [Гитлера. — Л. Б.] карьере было совсем не столь необычным, как это раньше предполагали, что перед ним открылись двери рейхсвера и промышленников. Ведь он был респектабельным молодым буржуа...»[18]. Конечно, от «респектабельного буржуа Гитлера» еще далеко до рурского монополиста Гуго Стиннеса. Но, пожалуй, ближе, чем от «люмпен-пролетария Гитлера», каким его иногда рисовали некоторые буржуазные авторы.
Не подлежит сомнению, что если бы Гитлер не смог на первых порах обеспечить себе сколько-нибудь значительную финансовую поддержку, то его партия так бы и не выбралась из прокуренных мюнхенских пивных. Тем самым определяется и роль того «первоначального толчка», который был дан нацистскому движению со стороны немецкого финансового и промышленного мира.
Это, разумеется, не означает, что на Гитлера с самого начала была сделана решительная ставка. Деловой мир всегда любит перестраховываться, играть наверняка. Принцип «безопасность в первую очередь» распространяется и на политические симпатии германской буржуазии (впрочем, не только германской!). Поток финансовых благодеяний в те годы разделялся на более крупные и на более мелкие струи: как политические симпатии, так и финансовые ассигнования в 20е годы текли куда более мощными струями в кассы католической партии центра, немецкой национальной партии и других «классических партий» веймарской демократии. Тем не менее историческая справедливость требует отметить, что уже в тот начальный период становления нацизма отнюдь не самый тонкий ручеек тек и в кассу практически еще никому не известной немецкой национал-социалистской рабочей партии (НСДАП).
В истории взаимоотношений нацизма и немецкого промышленно-финансового мира были свои особенности, свои этапы. Первый этап охватывал начало 20х годов, когда НСДАП была лишь одной из многих партий на крайнем правом фланге германской политической жизни. Группа баварских промышленников была в этом смысле «первооткрывательницей» гитлеровской партии. Рядом документальных исследований установлено, что в 19201923 годах вокруг Гитлера сложился небольшой круг вполне определенных «доброхотных деятелей» — преимущественно из мира баварской промышленности. Но уже с 1923 года у Гитлера появляются куда более мощные покровители. В это время среди «кредиторов» Гитлера начинают числиться: глава Стального треста Фриц Тиссен, химический фабрикант, уполномоченный «ИГ Фарбениндустри» Питш, крупный берлинский промышленник Эрнст фон Борзиг, генеральный директор концерна Стиннеса Мину.
Следующий период — примерно с 1927 года — собирает в круге лиц, финансировавших Гитлера и его партию, промышленников, составлявших «цвет» немецкого делового мира. Среди них в первую очередь заслуживает упоминания Эмиль Кирдорф — глава Рейнско-Вестфальского угольного синдиката, организовавший отчисление в пользу Гитлера по 5 пфеннигов с каждой тонны проданного угля[19]. Напомним, что решение Кирдорфа было принято в самом начале 1931 года (то есть до прихода нацизма к власти). Правда, тогда в Руре царил кризис, но годовая добыча угля не падала ниже 300 миллионов тонн. Следовательно, лишь от угольных промышленников стало поступать по 15 миллионов марок в год. Приведем еще одну цифру. По оценке американского публициста Иогана Стила, содержание штурмовых отрядов обходилось примерно в 40 миллионов марок в год[20]. Таким образом, добрую четверть средств на содержание штурмовых отрядов Гитлер получал от предпринимателей угольной промышленности.
Но Кирдорф был далеко не одинок. Директор концерна Круппа и владелец крупнейшего киноконцерна «Уфа» Альфред Гугенберг давал Гитлеру примерно по 2 миллиона марок в год [21]. Генеральный директор Стального треста («Ферайнигте штальверке») Альберт Феглер ассигновал столь значительные средства, что, по признанию самих руководителей гитлеровской партии, это помогло им преодолеть так называемый «партийный кризис» 1932 года. Перечень можно было бы продолжить. Стоит ли это делать? Наверное, стоит.
Воспользуемся свидетельством такого информированного лица, каким безусловно был Вальтер Функ, впоследствии министр экономики третьего рейха. Когда его допрашивали перед началом Нюрнбергского процесса, он назвал в числе покровителей Гитлера крупнейших магнатов промышленности — Кнеппера, Келлермана, Феглера, Тенгельмана, Дина, Ростерга, банкиров Фишера, Рейнгардта, руководителей страховых обществ Штаусса и Хельгардта, главу треста «ИГ Фарбен» Дуисберга и многих других.
«Мои друзьяпромышленники и я, — писал Функ в своей записке на имя обвинения в Нюрнберге, — были убеждены в то время, что националсоциалистская партия в недалеком будущем придет к власти...»[22].
Так оно и было. Недаром практическое решение о переходе власти в руки нацистов, происшедшем 30 января 1933 года, было принято на совещании, которое состоялось 4 января в кабинете крупнейшего финансиста и углепромышленника барона фон Шредера.
Разумеется, эти факты не стоят обособленно в истории Германии. Никто не спорит, что нацистов часто поддерживали озлобленные мелкие буржуа. Никто не хочет сказать, что любое действие нацистской партии было согласовано с Круппом или Дуисбергом. Но генеральное направление нацистской политики определялось пожеланиями крупнейших германских промышленных и финансовых фирм. Ведь демагогический пафос «борьбы против универсальных магазинов» к тому времени давно уже иссяк. Недаром, когда Отто Штрассер спросил Гитлера, останется ли экономика Германии без изменений после прихода нацистов к власти, тот ответил:
— Само собой разумеется. Неужели вы полагаете, что я хочу уничтожения германской тяжелой промышленности?[23]
Конечно, в 20-е годы Гитлер и особенно Геббельс, демагогически выдававший себя за выходца из
