Глава XXII
Разбирательство началось 1 мая 1862 года присяжными округа Воклюз, заседающими в Карпентре. Трудно передать, какой резонанс вызвало это преступление по стране. Со всех концов департамента съехались люди, чтобы следить за прениями. Здание суда было не особенно обширно, так что полиция с трудом могла сдерживать толпу тех, кто желал пробиться в зал заседания суда.
Таинственность, до сих пор окружавшая дело об убийстве Паскуаля, положение в обществе и молодость обвиняемых, громкая слава о красоте Марго, тяжесть преступлений, известность адвокатов, призванных защищать подсудимых, — всего этого было достаточно, чтобы вызвать любопытство публики, постоянно жаждущей новых впечатлений.
Около здания суда, на близлежащих улицах и площадях собралось множество людей, с чисто южной горячностью обсуждавших подробности этого запутанного дела. Ворота во двор здания окружного суда отворились в восемь часов, и в ту же минуту зал суда наполнился публикой, кинувшейся в открытые двери. В углу, неподалеку от судей, сидела Бригитта с двумя детьми. На столе между прочими вещественными доказательствами можно было заметить ружье, связку писем, большую банку, наполненную фосфорным раствором, различные пузырьки с ядом и без. На скамье защитников сидели N., адвокат из Эмса, защитник вдовы Паскуаль и старшина адвокатского сословия из Карпентры, защитник арестованного Фурбиса.
Публика заметно оживилась, когда жандармы ввели в зал подсудимых. Фурбис вошел первым, опустив голову; он казался убитым. Напрасно его жена пыталась привлечь его внимание — он, казалось, не замечал ни ее, ни своих детей.
За ним вошла Марго. Все взгляды обратились на нее, но любопытство зрителей не могло быть удовлетворено сполна, так как лицо ее было закрыто вуалью. Жандарм расположился между ними. Фурбис явно хотел что-то ей сказать, но она отвернулась от него.
В девять часов вошли судьи. Генеральный адвокат Нимского суда занял председательское место, около него поместился прокурор Карпентры. Исполняя необходимые формальности, он приказал прочесть обвинительный акт.
Из бумаги публика узнала характеры подозреваемых лиц и подробности происшествия, а также все события, описанные в предыдущих главах нашего рассказа, но, конечно, изменен был способ изложения на более соответствующий настоящему случаю. Мы не станем передавать, какое впечатление на присутствующих произвел этот доклад своими ужасными подробностями.
После прочтения обвинительного акта приступили к допросу свидетелей, вызванных обвинительной властью; их было пятьдесят три человека. Их показания не прибавили ничего нового к тому, что уже описано нами выше. Они лишь подтвердили обвинение, добавив неопровержимые доказательства.
Но чего присутствующие ожидали с нетерпением, так это допроса подсудимых. Публика вновь заметно оживилась, когда председатель объявил, что сейчас дадут слово обвиняемым. Первым вызвали Фурбиса. По приказанию председателя он встал.
Лицо торговца лошадьми не выдавало никакого волнения. На предлагаемые ему вопросы он отвечал тихим голосом, опустив голову; он был себе на уме и хорошо помнил, что говорил. Пока он давал показания, в которых осыпал упреками свою сообщницу, перекладывая на нее ответственность за это ужасное преступление, Марго старалась не смотреть в его сторону. Когда он поднимал на нее глаза, он видел в них одно лишь презрение. Но никто из присутствующих не мог до сих пор разглядеть лица подсудимой.
Что же касается Бригитты, она не могла сдержать рыданий в продолжении всего допроса мужа, дети ее тоже плакали, глядя на мать. Это зрелище глубоко тронуло присутствующих. Тем и закончилось первое заседание.
На другой день в зале суда было заметно сильное волнение. Разнесся слух, что Фурбис накануне, возвращаясь в тюрьму из зала суда, пытался разбить себе голову об стену, но был вовремя остановлен жандармом.
По этому поводу возникло немало оживленных толков. Одни говорили, что подсудимый, считая свою участь решенной, хотел поскорее покончить с жизнью. Другие же утверждали, напротив, что он вовсе не пытался убить себя, а только хотел этой выходкой вызвать сочувствие судей.
Немало интересовались также Марго Паскуаль, которая до настоящей минуты настойчиво отвергала не только всякое личное участие в преступлении, но даже и свои отношения с подсудимым Фурбисом. У всех был один вопрос: как она поведет себя на допросе при столь неопровержимых доказательствах и что будет отвечать на вопросы судей?
По приглашению председателя она с трудом встала со скамьи, оставаясь с закрытым лицом. Только после долгих уговоров ее заставили убрать с лица вуаль. Первые минуты Марго говорила настолько тихо, что ее ответы едва были слышны судьям.
После обычных вопросов председатель обратился к ней со следующими словами:
— В 185… вы вышли замуж за Паскуаля. До вашей свадьбы вы состояли с ним в таких отношениях, что уговорили его похитить вас, чтобы принудить вашего отца согласиться на свадьбу, верно?
— Да.
— По показанию свидетелей, вы, кажется, вполне были довольны вашим мужем?
— Да.
— А ваш муж? Не ошибся ли он относительно вас?
— Нет.
— В таком случае почему вы отвернулись от него? Насколько нам известно, вы отвергаете любовные отношения с Фурбисом. Вы настаиваете на этом показании?
Вопрос председателя вызвал заметное оживление в зале суда. Марго ответила на него неожиданно смело:
— Нет, господин председатель, напротив, я признаю`сь в этих отношениях.
Судьи переглянулись между собой, слова Марго произвели сильное впечатление на всех присутствующих. N., адвокат подсудимой, подошел к ней и пожал ей руку. Он в свое время советовал ей признаться и теперь благодарил за то, что она последовала его рекомендациям.
С этой минуты Марго овладела собой: ее движения стали решительны, в глазах появился прежний огонь, в лице — былое воодушевление. Она больше не опускала глаза и отвечала с полной уверенностью. Все это придавало ей необыкновенную прелесть, сильно располагавшую к ней присутствующих.
На следующий день выступил председатель. Он снова пересказал печальные события и продемонстрировал все доказательства, добытые при расследовании. «Что касается нас, — заключил он, поднимая руку к небу, указывая на Бога, наказующего пороки, — мы осудим двоих виновных».
Все это время подсудимые оставались в прежнем положении. Жандарм постоянно находился между ними. Фурбис не пытался более обращаться к Марго, и она старалась не поворачиваться в его сторону.
Бригитта спокойно сидела на своем месте, один из ее детей был у нее на коленях, другой сидел рядом. Многие дамы, присутствующие на этих прениях, глубоко сочувствовали положению несчастного семейства. Адвокат подсудимого несколько раз подходил к Бригитте и, казалось, уговаривал ее не выходить из зала и оставить детей около себя. Он, без сомнения, рассчитывал, что присутствие этой женщины и детей смягчит судей при вынесении Фурбису приговора.
Мулине спокойно сидел на месте свидетелей, не сводя глаз с Марго, но его лицо тотчас же оживлялось, как только подсудимая, грустно улыбаясь, взглядывала на него.
После речи председателя наступила очередь говорить защитникам. Адвокат Фурбиса начал первым, но, к сожалению, он не имел успеха. Марго, отчасти своей решимостью, отчасти красотой, вызывала сочувствие присутствующих. Фурбис же, напротив, не вызывал ничего, кроме презрения. Он выглядел столь низким, подлым, алчным, что даже присутствие его жены и детей, жалких невинных жертв его пагубной страсти, не могло смягчить судей. Адвокат попытался искусно воспользоваться этим положением, чтобы выставить Фурбиса в более выгодном свете. Он постоянно обращал внимание судей на тех, кого их строгий приговор ввергнет в нищету и бесчестье. Его речь продолжалась два часа и была выслушана очень внимательно. Когда он закончил и занял свое место, заседание было на время прервано, и многие из присутствующих подходили к нему, поздравляя с успехом.
