В это время общее внимание было обращено на следующее трогательное зрелище. Пятилетний ребенок, сын Фурбиса, осторожно прополз со своего места к отцу и бросился к нему на шею.
Фурбис сначала растерялся, затем взял ребенка на руки и заплакал. Никто из присутствующих не решился вмешаться в эту сцену. Жандарм, приставленный к подсудимому и призванный препятствовать сообщению с посторонними, также не нашел в себе смелости помешать ему. Он стал крутить себе усы, чтобы скрыть волнение. Скоро раздался звонок, возвещающий, что заседание продолжается, и молодой адвокат ласково взял ребенка на руки и передал его рыдающей матери.
Это обстоятельство сильно тронуло Марго. Быть может, сын Фурбиса напомнил ей о ее собственном ребенке? Спокойная, сдержанная до настоящей минуты, она заплакала.
Вошли судьи, и защитник Марго начал свою речь следующими словами:
— Милостивые государи, правильно ли казнить этих двух несчастных? Вот какого рода вопрос предстоит решить вам. Какую громадную ответственность беру я на себя в настоящем случае, несмотря на то что с моим именем связано немало благородных качеств, которых, быть может, я и не заслуживаю. Я говорю об этом, нисколько не желая умалить значения моего настоящего положения, но из благодарности за доверие, оказанное мне в данном случае.
Как опасно мое положение! Совершено ужасное преступление, и когда же? За несколько часов до той минуты, когда много лет тому назад Богочеловек сошел на землю, чтобы спасти от греха смертных! Казалось, этим новым преступлением хотели прибавить еще одно к тем, которые принял на себя Христос для искупления своей кровью…
Защитник распространился о высоком значении ответственности при решении участи виновного. Затем он стал анализировать характер Марго:
— Молодость Марго Паскуаль прошла так же, как у всех, однако у нее было замечено пылкое воображение. Суд рассмотрел ее школьные тетради и обнаружил, что в тринадцать-четырнадцать лет она мечтала о любви, писала страстные письма.
Если бы судьи рассмотрели подобные же тетради других девиц, то, наверное, встретили бы немало подобного, так что я не могу считать ее в этом случае особенно виновной. Вся причина несчастья Марго состоит в том, что ей довелось познакомиться с Фурбисом, этим бессовестным деревенским ловеласом, человеком пустым, который выказал здесь весь свой цинизм, обвиняя в преступлении Марго.
Речь знаменитого адвоката была образцом как красноречия, так и логики. Он сумел ясно передать влияние Фурбиса на Марго, под которым она находилась. Он разобрал письма этой несчастной женщины и доказал все лукавство Фурбиса, который уничтожил те из них, что могли так или иначе послужить его обвинением.
Разобрав до мелочей подробности этого ужасного дела, он продолжал:
— Можно сказать, что само Провидение вырвало признание у виновных. Какое-то время мы должны были разбирать их порознь, теперь снова будем говорить о двоих. Фурбис, так же как и Марго, заслуживает снисхождения не потому, что совершил преступление под влиянием своей сообщницы, а потому, что также решился на него, не в состоянии побороть любовный недуг.
Когда я в первый раз увидел Марго Паскуаль, то сказал ей: я читал вашу переписку, знаю все доказательства вашей вины. Хотите обнадежить меня? Молите Бога, просите его, пусть он вдохновит вас на откровение, которое совершенно необходимо для полной свободы моих действий, для полной уверенности в исполнении моих обязанностей.
Сначала ее гордость не уступала, но скоро она призвала меня к себе и, взяв за руку, молвила: «Я молила Бога, и он услышал меня».
Я старался помирить ее с Богом, прежде чем просить у вас снисхождения к ней. В одну ночь угрызения проснувшейся совести изменили ее, и вот она стоит перед вами с печалью на лице и в сердце. Она была горда, она любила. Теперь она смирилась во всех своих чувствах. Она гордилась своей красотой, но упреки совести просветили и ее, подобно Магдалине, узнавшей всю греховность своей жизни.
Она была матерью и потеряла своего ребенка! Священное Писание говорит: «Cor contritum et humiliatum Deus non dispicies».[3]
Вникните, господа, в ее положение. Поймите, каково должно быть ее разочарование в человеке, которого она любила, каковы ее страдания. Накажите, но не казните виновную, она заслуживает вашего помилования.
Впечатление, произведенное речью защитника Марго на присутствующих, вызвало движение в зале суда. Раздались крики одобрения. Все с удивлением смотрели друг на друга, пожимая плечами. Судьи обращались один к другому, присяжные находились в недоумении, как поступить: наказать ли, следуя холодному рассудку, или простить, следуя велению сердца. Впервые оказались они в столь затруднительной ситуации.
Что касается адвоката, то он был тронут еще более. Все, что было им сказано, он прочувствовал, передумал, выстрадал. В течение этих двух часов жил N. жизнью подсудимой, он был неразделим с ней, он переживал ее страсти, участвовал в ее преступлении, мучился ее угрызениями совести, страдал ее муками. Он плакал, молил, прося пощадить ее.
Марго взяла за руки своего защитника и, склонившись к нему, заплакала. Мулине также не знал, как выразить свою признательность. Несколько минут продолжалось это трогательное волнение.
Мало-помалу благодаря вмешательству пристава восстановилось спокойствие. Призвав к порядку, председатель заговорил снова:
— Обвиняемый Фурбис, хотите ли вы что-либо прибавить в вашу защиту?
— Нет, — ответил Фурбис глухим голосом.
— Обвиняемая Марго-Риваро вдова Паскуаль, хотите ли вы что-либо еще прибавить к словам вашего защитника?
Марго отрицательно покачала головой. Тогда председатель изложил подробности прений, затем пригласил судей на совещание в особую комнату. Выходя, они увидели, что дети Фурбиса протягивают к ним руки, словно прося пощады отцу.
Во время совещания судей, как известно, публика остается предоставленной сама себе: суд уходит, в это время подсудимых также уводят из зала до объявления приговора. Все находились в напряженном состоянии, ожидая, чем разрешится дело; все сочувствовали положению несчастных, участь которых решалась в эту минуту.
Почти никто не сомневался, каков будет приговор. Обвинение неминуемо. Вне всякого сомнения, вопрос был в том, насколько будут приняты во внимание смягчающие вину обстоятельства. От этого зависели жизнь и смерть Марго и Фурбиса. На этом пункте основывались все предположения ожидающей публики. Мулине, бледный, взволнованный, с напряженным вниманием прислушивался к различным мнениям, переходя от одного кружка к другому.
Ему поочередно удавалось услышать слова, то подающие надежды, то повергающие его в отчаяние. Около одной лишь Бригитты не было никого, кто решился бы подойти к ней с утешением: она молилась.
Наступил вечер, в зале стало темно, лишь несколько ламп освещали слабым светом удручающую картину.
В это время разнесся слух, переданный, вероятно, каким-нибудь тюремным сторожем. Уверяли, будто Фурбис уже в течение двух дней отказывался от еды и решил уморить себя голодом, если его приговорят по всей строгости закона. Наконец, раздался звонок. Присяжные вернулись на свои места. Приговор гласил признать вину подсудимых и отправить обоих на каторгу. Таким образом, и Фурбис, и Марго избежали гильотины. Волнение охватило всех присутствующих. Мулине вскрикнул от радости. Что касается Бригитты, она не верила своему счастью.
Председатель приказал ввести подсудимых. Так всегда происходит в суде: довольно одного взгляда подсудимого на людей в зале, чтобы узнать свою судьбу. Смертный приговор ясно виден на лице каждого — все норовят отвернуться, избегая смотреть на несчастного. Как бы ни было велико преступление, его жалеют. Он не преступник более — он умирающий.
Но если приговор оправдательный или по крайней мере учитывающий смягчающие обстоятельства, на что не могли надеяться раньше, то всякий старается каким-нибудь знаком сообщить об этом обвиняемому. Нередко, когда преступник проходит мимо скамьи, которую занимают адвокаты, защитник
