Визида…»
– Кого?!
– Рашида аль-Визида, – удивленно повторил Шер. – А что?
– Нет-нет… ничего. Дальше…
Ничего, за исключением того, что к этому бесчестному купцу я уже год ни ногой, с тех пор, как он не заплатил мне за работу, да еще и обвинил в присвоении части ингредиентов. И как я мог там быть, если… если я ничего не помню?..
– Хм… так, вот… «…записан серебряными буквами в свитке досточтимых гостей и будет семь и семь раз передаваться из уст в уста детьми моими и детьми моих детей…».
У меня воистину пропал дар речи. К счастью, остальные были менее восприимчивы.
– Во завернул… – пробормотал мой Подарочек.
– «…но, увы! Обуреваемый горем, вынужден сознаться в таком недуге, как неподобающая моему возрасту забывчивость, в силу коей недостойный – о горе! – забыл о долге перед светлоглазым, затмевающим разум…»
– Он сам-то понял, что сказал?
– «…в раскаянии и унижении семь раз припадая к стопам твоим, недостойный Рашид аль-Визид смиренно надеется, что деньги его не будут отвергнуты…»
– Не будут, не будут, – буркнул Подарочек. – Эй, ты, гони баб… деньги! Сколько он там тебе должен, а, хозяин? Джано? Хозяин!
Меня подергали за плечо. Снова вернулись боль и тошнота, но изумление оказалось сильнее.
– Он вернул мне деньги?!
– Вернул-вернул, вон мешок, закорючка на нем какая-то.
– Не закорючка, а число, – поправил точный Алишер. – Триста орлов, не видишь?
– Почему?.. – только и смог проговорить я. Чтобы заносчивый купец написал такое письмо мне?! Что случилось? Нейгэллах и Шергэллах поменялись местами, и рай с гуриями переместился под землю?
– Потому что должен? – не поняла Дарья.
– Почему триста! Он мне двести должен… был.
– А… а… а тут приписка! – нашелся зоркий Шер. – Вот… «недостойный Рашид аль-Визид посылает сто золотых как возмещение своей забывчивости и выражает надежду на то, что сверкающий мудростью осияет своим присутствием его дом в ближайшее время.
Лицезрение паука-птицежора действительно способствует мыслям о ничтожности денег и хрупкости жизни, а следовательно, духовному совершенству, и недостойный был бы и дальше счастлив хранить это свидетельство дружбы светлоглазого… но покупатели люди нервные и обременены многими предрассудками, так что… не мог бы сиятельный его забрать?» Паука? – изумился Алишер.
– Сто золотых? – пробормотал мой практичный Дар. – Джано?
Повисло молчание. Я всеми кожными покровами ощущал на себе заинтересованные взгляды Дари и Шера, но сказать что бы то ни было и разъяснить недоразумение было невозможно! Хотя бы потому, что никакого паука-птицежора у меня нет и не было. И уж тем более я не мог оставить это драгоценное существо мерзавцу Рашиду…
Бред какой-то. Абсурд. Да что же вчера произошло? Даиз опять опробовал на мне дурманное зелье?
С улицы тем временем донеслись стук щеколды и нерешительный голос, призывающий хозяев.
– Хозяйка, тут еще…
– Дарья.
– Дарья, тут еще один. И тоже со свитком!
– Милое утречко, – вздохнула Дарья. – Сейчас я…
Тишина. Легкий шорох. Тихий вопрос:
– Еще воды дать?
Шер… Всемилостивый Нейгэллах, что я положил на чашу весов, если ты одарил меня возвращением Шера? Пусть он не верит мне больше – и он прав, я не смог уберечь единственное существо, к которому посмел привязаться. Пусть… Главное, он живой. Остальное поправимо. Надеюсь…
– Нет. Ты… Алишер, с тобой все хорошо? То есть… тебя не надо осмотреть?
– Все нормально.
– Шер…
– Не надо меня смотреть! Хозяин… вы давайте сначала сами на ноги встаньте, хорошо? Вон Дарья еще одно письмо несет.
– А три не хочешь? – с порога вопросила письмоносительница. – Сегодня че, день почтового работника? Читай, Алишер, чего им всем надо. А то они во дворе стоят, ответа ждут, как тополя на Плющихе. Или как у вас там… Как пальмы у фонтана. А сторожки к ним принюхиваются. С интересом… надо этих работников сумки и чернил скорей выпроваживать, а то сторожки, не дай бог, кусанут кого да траванутся?
– А покусанных тебе не жалко? – заинтересовался Шер.
– Жалко-жалко. Но их-то любой врач вылечит, а малышам кто «скорая помощь»? Таких больше нет. Читай давай.
– «О, мудрый над мудрыми!» – вдохновенно начал Шер.
– Тише, о боги…
– О? Ладно. «О, мудрый над мудрыми, – значительно тише повторил паренек. – Семь и семь раз шлет привет тебе Джафар ибн Сулим, а также пожелания здравия, долголетия и…»
– Что?!
– Долголетия и процветания… – повторил мальчишка. – А что?
Я промолчал. Этот-то по какой причине про меня вспомнил? Он мне вообще никогда не платил, предпочитал слать Подарки аргентумам. А те просто приказывали пойти и вылечить этого поедателя пахлавы и наказание собственного гарема. Нехорошее предчувствие зашевелилось в сердце. Уже два из тех, кто забывал обо мне сразу, как только отпадала нужда в лечении, сейчас вспомнили и, более того, позаботились о достойном обращении… Почему, во имя Нейгэллаха? И как это связано с моим плачевным состоянием?
– Дальше читать? – отчаялся дождаться моего ответа Шер.
– А… да.
– «Дар, посланный тебе, надеюсь, смягчит твой гнев, о достойнейший? Молю снять заклинание с верблюдов еще сегодня, ибо дела неотложно призывают меня, и…»
Джано, ты что?
…Я вспомнил…
Вспомнил, когда услышал про верблюдов. Кусок воспоминания выплыл из ниоткуда и с размаху ударил по непониманию. Я вспомнил, вспомнил!..
…Двор в качающихся тенях и почему-то качающихся деревьях. Разъяренное лицо Джафара. И собственное заковыристое проклятье, которое заканчивалось словами: «Чтоб на тебя верблюд плюнул». И реакцию ближайшего верблюда. А если принять во внимание письмо, то одним верблюдом не обошлось? Но ведь я не аргентум? Почему сработало так… А что я делал у Джафара? О боги, да что же вчера со мной было?!
И, кажется, эти письма – лишь начало.
– Читай следующее… – обреченно проговорил я.
– «О, мудрейший из мудрейших, превзошедший своей мудростью…»
На этот раз лесть уже не оказала прежнего воздействия. Эффект привыкания даже яды лишает убийственной силы.
– Пропусти это…
– «О, драгоценный…» Ну ладно. Это пишет раб уважаемого Ийгура, торговца живностью. Он от имени хозяина шлет клятвенный отказ от любых претензий на возмещение ущерба и дарственную на паука- птицежора, который приглянулся солнцеглазому.
– О! Теперь ясно, откуда паук, – обрадовалась Дарья.
