Выбрав хорошую, беленую холстину на рубаху Гурейке, Фатима ходила по ларям, подбирала цветные нитки для вышивки. Но таких ниток, какие ей требовались, девушке не попадалось. Толчась в толпе по базару, Фатима вдруг увидела двух мусульман в белых чалмах. В облике одного из них — полнотелом, круглоликом, с пышной крашеной бородой — ей показалось, что-то знакомое.
«Да это ж Коземрат Улак-ага!» — обрадовалась Фатима, узнав в мусульманине крымского сановника, не раз прибывавшего в Азов в качестве посла крымского хана. Она видела его во дворце своего отца.
Девушка растерялась, не зная, что делать: окликнуть его или промолчать? Нет, надо окликнуть: Фатима так рада знакомому человеку.
— Да благословит тебя аллах, Коземрат Улак-ага, — сказала она по-турецки, дернув его за рукав.
Татарин остановился в изумлении.
— Кто ты, дочь моя? — спросил он. — Почему знаешь меня.
— Я тебя видела во дворце отца, ага. Я дочь паши — губернатора Азова…
Толстый татарин в еще большем изумлении хлопнул себя руками по бедрам.
— Постой!.. Постой, дочь моя… Ты дочь Какудана-паши, азовского губернатора?
— Да, ага, я его дочь.
— Да простит аллах мои прегрешения, — взглянул крымчак на сияющее небо. — Ничего не пойму, — развел Он руками. — Но как же ты попала сюда?
Фатима коротко рассказала ему обо всем, что случилось с ней и с ее семьей в Азове.
— Велик аллах, — покачал головой татарин, выслушав ее. — Ты вечно должна молиться аллаху за свое спасение. Почему же твой спаситель не потребует у султана выкуп за тебя?.. Султан обязательно выкупил бы тебя. Может быть, твой спаситель взял тебя в жены? Тогда понятно его бескорыстие.
Фатима, покраснев, покачала головой:
— Нет. Он не хочет меня в жены брать… Он еще молод. Ему и семнадцати лет нет.
— А где твой покровитель? — поспешно спросил татарин. В его голове уже созрел какой-то план.
— Он ушел с казаками в поход на сине море.
— Слыхал я об этом. Где ты живешь, дочь моя?
— Во дворце.
— У атамана?
— Да.
— Как невольница?
— Нет, скорее как его приемная дочь.
— У тебя есть стража? Следят за тобой?
— Нет. Я свободна. Что хочу, то и делаю.
— Странно, — пожал плечами крымчак. — Казаки — варвары… Они грубы и невежественны… Жестокие люди.
Фатима не стала с ним спорить. Зачем ему доказывать противоположное? Коземрат Улак-ага все равно ей не поверит.
Хитрый татарин мгновение, приложив палец к выпуклому лбу, раздумывал. Соблазнительный план его созревал все больше. Ведь если увезти отсюда дочь самого азовского паши, вырвать ее из рук свирепых казаков, то ведь тогда, пожалуй, во дворце крымского хана его чуть ли не на руках будут, носить. Во всяком случае, выгода от этого огромная будет. Да еще султан турецкий узнает об этом, милость окажет ему свою.
— Вот что, дочь моя, — виляя глазами, зашептал он на ухо Фатиме. — Тебе непременно надо скорее уходить отсюда. Непременно. Иначе ты погибнешь. Я приехал в Азов к Войску Донскому послом от крымского хана с предложением, чтобы казаки сдали крепость нам по-мирному… Но атамана Татаринова нет в городе. Мне сказали, что он поехал на Дон. Но это неправда. Он повел казаков в набеги на турецкие города. Да плохо им пришлось. Побили да потопили их всех турки. Погибли там и атаман и все его казаки…
— Все? — в ужасе вскрикнула Фатима.
Коземрат внимательно посмотрел на нее и понимающе переглянулся со своим спутником. Ему все стало понятно: девушка была влюблена в своего покровителя — молодого казака.
— Да, все, — опустив глаза, кивнул он. — Никто в живых не остался.
— Это правда? — с мольбой взглянула она на него.
— Это правда, дочь моя.
Слышал ли что о разгроме казаков татарин или нет, но он сумел убедить Фатиму уехать с ним в Крым.
— А к тому же, — говорил он ей, — я достоверно знаю, что турки идут сюда с огромной армией. Они осадят крепость. Всех здесь побьют, камня на камне не оставят… Я хотел упредить казаков, чтоб по- доброму сдали нам крепость. Но не удалось. Пусть пеняют сами на себя…
Тут же, на базаре, Коземрат уговорился обо всем с Фатимой.
Вечером того же дня Фатима, как и всегда пожелав покойной ночи прислужнице Зейнаб, улеглась спать. В полночь в окошко постучали. Девушка приоткрыла его и вскочила на подоконник. Сильные мужские руки подхватили ее и унесли.
На причале ее ждала готовая к отплытию галера.
ПАРЛАМЕНТЕРЫ
Покорив Багдад, султан Турции Мурат IV заключил мир с Персией на долгие годы.
На радостях, что одержал победу над злейшим своим врагом, он закатил роскошный пир, на который была приглашена вся знать Турции. От чрезмерного употребления алкоголя на этом пиру султан скоропостижно скончался.
Остро возник вопрос о престолонаследии. У умершего султана детей не было. Братьев же он своих умертвил, кроме одного — психически больного Ибрагима, которого из-за его слабоумия пожалел и пощадил. Но султан посадил его на всю жизнь в мрачную темницу.
Великий визирь Мугаммед-паша и престарелая султанша, мать Ибрагима, освободили слабоумного принца из заключения и посадили его на престол.
Возвели они его на престол, конечно, для виду. Всеми же делами страны правили они, старая султанша и, главным образом, великий визирь.
Турция в то время находилась в затруднительном политическом положении. Австрия, Польша и Россия предъявляли Турции ряд требований, которых та не могла выполнить. Венеция же открыто угрожала войной. Неспокойно вела себя и только что побежденная Мурадом IV в долголетней кровопролитной войне Персия. Вызывающе вел себя и находившийся под властью Турции крымский хан.
В такое тяжелое для Турции время казаки в Азове были как бельмо на глазу.
Умный визирь Мугаммед-паша, для того чтобы повысить престиж Турции в глазах других держав и произвести должное впечатление на жаждущих с ней ссоры Австрию, Польшу и Персию, а главным образом, приостановить Россию в ее желании расширить границы, решил начать подготовку к походу своих войск на Азов.
Намерений визиря не остановили даже мрачные предзнаменования. Например, во время большого пожара в Царьграде визирь, спасая свои богатства, опалил себе бороду и пожег руки. И почти одновременно с этим бедственным событием в Тавриде произошло сильное землетрясение, во время которого полоумного султана Ибрагима, находившегося в это время в городе, от страха разбил паралич.
Визирь не был суеверным человеком, и все эти дурные приметы не повлияли на его решение.
Весной 1641 года турецкие войска, набранные из разных народов, подвластных Турции, направились к Азову.
Армия двинулась грозная, мощная. В составе ее были шесть тысяч венецианских моряков, сотни немцев, опытных мастеров подкопных и подрывных дел, много шведских, греческих и французских планщиков[28].
