– То, что из тайги, это хорошо… – повернулся к ним Бургазов. – А вот что дикие, это плохо!
Оба каймана радостно заржали, с вожделение поглядывая на рябчиков и утку, которых держал Телепень, но отбирать почему-то не стали – то ли из уважения к дяде Ильи, то ли им было лень возиться с убитой птицей, потому что они были на дежурстве.
Видно было, что они развлекаются от скуки, а не из-за служебного рвения, хотя грань в подобных делах весьма тонкая и условная. Скука моментально может перейти в служебное рвение, и наоборот.
– Не хулиганьте здесь! – наказали они и даже добродушно подмигнули.
– «Тулочку» вашу положено бы забрать… – сказал Альберт Бургазов тем тоном, когда отпускают грехи. – Ну да ладно. Илью Петровича мы лично знаем, доверяем ему, а своих не обижаем. Поэтому идите себе гуляйте, на поезд не опоздайте. Когда назад-то, Петрович?
– Денька три постоим и тронемся.
У дяди Ильи сделалось такое лицо, словно он очень-очень хотел обмануть кайманов и наконец это ему удалось.
– Ну и ладненько, – кивнул Альберт Бургазов и потерял к ним всякий интерес.
«Коменданты» полезли в кабину паровоза, гремя коваными сапогами по лестнице и задевая «калашами» за поручни.
Костя с облегчением поправил за плечами сидор с продуктами, и они по бесконечно длинному перрону, озираясь, словно попали в сказку, подошли к зданию вокзала. Уж очень им интересно было посмотреть на купол, как он изнутри сделан, как держится и на чем держится. Не на честном же слове?
Телепень, подумав, изрек:
– Если там колокол, ей-богу, позвоним три раза.
– Я тебе позвоню! – пригрозил Чебот. – Звонил здесь каждый, а потом галоши пропадают.
– На счастье, – попытался возразить Телепень, подобострастно заглядывая Чеботу в лицо.
– Видел? – Чебот показал ему кулак. – Город, он осторожных любит. – И был не далек от истины.
Они с трудом отворили тяжелую, скрипучую дверь и вошли, озираясь, как в храме.
– Святые угодники! – воскликнул пораженный Чебот.
Купол, который снаружи выглядел большим, внутри оказался просто огромным, висящим, словно в пустоте, словно ни на что не опирающийся, а с дивных картин на стенах взирали странные лица то ли богов, то ли святых, не поймешь, все сплошь улыбающиеся или, напротив, суровые, с красными галстуками и красными звездами на фуражках, а еще с винтовками в руках и с пулеметами на колесах. Костя ничего не понял и очень пожалел, что так мало прочитал книг и ничегошеньки, оказывается, не разбирается в истории родной страны.
– Святые, должно быть… – прошептал Телепень.
А ведь Косой прав, подумал Костя, украли у нас прошлое и мы, получается, как котята, ничего не соображаем. Он покосился на Чебота, тот, боясь попасть впросак, избрал тактику молчания, все больше крутил башкой в засаленной кепке, досадливо посапывая или хмурясь.
– Мать моя женщина… – воскликнул Телепень. – Глядите, как в церкви! – И указал на лысого мужчину во френче, и эхо, подхватив его голос, разнесло во все уголки: «Церкви… церкви… церкви…»
Откуда-то сверху, с невидимых карнизов сорвалась стая голубей вперемешку с воронами, они вмиг заполнили пространство огромного купола, и оттуда на головы полетел то ли сухой, то ли свежий помет.
Они выскочили наружу, отряхивая волосы и одежду. Дрюндель ржал громче всех, потому что на фуражке Чебота остались следы голубиного помета.
* * *
Город оказался старым, как трухлявый пень. Но все же лучше, чем наша деревня, думал Костя. Это издали он казался огромным и монументальным, а вблизи стены домов покрыты трещинами, в одном доме вообще зияла дыра, непонятно как сделанная, потому что находилась как раз между третьим и четвертым этажом. А входы в многоэтажки были больше похожи на пещеры, нежели на обжитые подъезды.
Телепень набрался смелости и сунулся в один подъезд, да как заорет:
– Сюда! Сюда!
Костя, выхватив пистолет, побежал на помощь, преисполненный решимости любой ценой вытащить Телепня из беды. За ним шаг в шаг, не отставая, пыхтел Чебот. Он на ходу, не попадая в казенник, заряжал «тулку» жаканами.
Они влетели в подъезд, ожидая увидеть море крови и растерзанный труп Телепня, но оказалось, что тот всего лишь звал их поглядеть, как дом устроен изнутри, и что вверх идет лестница, и что на каждом этаже по четыре дома, то бишь квартиры, и что в каждой квартире по белой эмалированной ванне.
– Тьфу ты! – в сердцах изрек Костя.
– Ну и дурак же ты, Телепень, – мрачно сказал Чебот, заглядывая в ванную. – Нашел чему удивляться! Это чтобы огурцы солить! – авторитетно заявил он.
– Не-а, – не поверил ему Телепень. – Отсюда бежит вода, – показал он на кран так, словно сделал великое открытие, – а здесь рыбу держат!
– Кто о чем, а рыбак о своем, – резюмировал Костя, пряча пистолет. – Это чтобы мыться, болваны!
– Как?.. – удивился Чебот и посмотрел на него с презрением: – Шутишь?! В такой большой лохани?!
– Да, – сказал Костя. – Ванной называется.
– Она же белая!
– Эмалированная.
– А ты откуда знаешь? – не поверил Чебот. – Святые угодники.
– Книги надо читать.
– У тебя один ответ, – проворчал Чебот. – Не наш ты, не теленгер, под интеллигента косишь!
Что такое интеллигент, они не знали, но слово это в деревне Теленгеш было почему-то ругательным.
– Живут же люди! – С завистью покачал головой Телепень, не обращая внимания на их перепалку.
– Жили… – уточнил Костя осторожно, чтобы опять не обидеть Чебота.
Кому понравится, когда тебя поучают, подумал он и решил больше не высовываться, ну разве что по большой надобности или когда они уже совсем начнут нести чепуху.
– Да, хорошо жили… – позавидовал Телепень, – нам бы так.
Они покинули дом, потому что ничего интересного в нем не было. Неясная тоска поселилась в их душах, хотелось встретить хотя бы одного сведущего горожанина и расспросить его о том, что здесь произошло. Однако, как назло, улицы были пустынные и голые, только где-то в отдалении послышались шаги, но так и смолкли, словно человек не решился показаться на глаза.
– Хорошо жили, – с завистью согласился Чебот, когда они пошли дальше по тротуару, заросшему по краям и в щелях травой и мхом. – Вода тебе…
– …из кранов горячая… – подсказал, дразня его, Костя.
Он надеялся между делом попасть в книжный магазин и взять оттуда пару книг. Но ни одного книжного магазина так и не увидел. Пустой был город, словно его вымели огромной метлой, пустые витрины, пустые прилавки.
В отдалении, перебежав дорогу, мелькнул испуганный тощий горожанин с шаткой походкой и плохо одетый. Был он больше похож на заморыша – сутулый и блеклый, как привидение.
– Что у них здесь происходит? – удивился Костя. – Покойников в гроб краше кладут.
– Ага, – кисло согласился Чебот. – Чем не рай?
От его слов на душе сделалось еще хуже. У них появилось стойкое ощущение, что они зря сюда прикатили, что ничего хорошего из этого не выйдет, что город выкинет такой фортель, от которого им не поздоровится. Да что там говорить, может быть, они своими юными жизнями рискуют?
– А на кухне, между прочим, газ был, – снова не удержался Костя, ему казалось, что он все-все знает об этом городе.
На этот раз Чебот всего лишь пожаловался, оценив преимущество жизни в областном центре:
– А мне, чтобы вымыться, приходится дрова колоть, печку топить и воду полдня из реки таскать, а здесь на всем готовеньком.
