пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что. Поэтому он был раздражен, а моментами даже зол. Двое подчиненных, рядовые Майкл и Джон, старались лишний раз к нему не обращаться — только по надобности. Между собой они называли его чокнутым, потому что лейтенант был неутомим и очень старался выполнить приказ. Честно говоря, если бы не упорство лейтенанта, они давно свернули бы в ближайшую бухту и завалились спать. Вечером они наловили рыбы и мечтали об ухе. Но у Билла был приказ отсечь террористов с запада и не дать им возможность пересечь реку Кальмиус, потому что тогда ищи ветра в поле. Вот он и гнал свой катер среди ночи и выискивал малейшие отблески света, рискуя налететь на корягу или мель. Река извивались среди поросших густой зеленью берегов, и Билл отчаялся. Раза три- четыре он приказывал обследовать костры на берегу, но это оказывались местные рыбаки, ни бельмеса не понимающие по-английски. О русских террористах у него, как и у каждого американца, было самое низкое мнение: кучка бандитов, думал он. Разбегутся от одного выстрела.
Но берег был пуст, и следовало подумать о ночлеге. И вот когда он уже готов был дать команду сбавить обороты и идти на ночлег, во мраке мелькнули огни дома. Билл вздохнул с облегчением. Недаром меня обучали пять лет в Академии, с гордостью подумал он. По всем признакам выходило, что это те самые террористы, которых они разыскивали. И расстояние, и время, и вообще… — сообразил Билл Реброфф, у меня чутье. Они! Точно! Прожектор высветил отделанные итальянским туфом стены и узкие готические окна.
— К берегу! — скомандовал он.
Катер сбросил скорость, нос его осел и мягко ткнулся в ил.
Как раз в этот момент Костя распахнул окно. В ванную ворвался свежий, ночной воздух. Костя вздохнул полной грудью. Он стоял в чем мать родила и смотрел на реку, над которой висела полная луна. По реке скользил катер с ярким прожектором.
— Милый, — сказала Завета как-то очень по-домашнему, — ты простудишься.
— Иди сюда, — ответил он, испытывая чувство единения с этой странной женщиной, в которой он не мог разобраться точно так же, как и в самом себе.
Она накинула розовый халат и подошла, отбросив со лба густые черные волосы, которые блестели как вороново крыло.
— Поехали со мной вон туда, — сказал Костя, находя прореху в халате и обнимая ее за талию.
Кожа на животе была гладкой и на бедрах тоже как шелк.
— Стой, стой, стой! Мы так не договаривались, я волнуюсь. — Она выскользнула из его объятий. — А что там? — Она кивнула в темноту.
— Там мой дом, Россия, Москва.
— А-а-а… — протянула она. — Я живу здесь. Что я буду там делать?
Он едва не ляпнул о том, что они поженятся. Что-то удержало его язык, но он знал точно, что ни одна из женщин не нравилась ему так, как Завета, даже Ирка. А с Иркой у них было очень серьезно. По крайней мере, Костя так считал, и ноги у нее были обалденными. Однако он подумал, что не может взять и просто так сдаться на милость победителя, для этого у него были все основания и прежде всего опыт, который говорил ему, что нельзя первым выбрасывать белый флаг. Женщинам это не нравится, они потом вьют из тебя веревки.
В этот момент прожектор осветил дом. Костя невольно закрыл глаза рукой.
— Какой наглец! — удивился он. — Что ему надо?!
— Милый, — встревоженно произнесла Завета, — это они!
— Кто? — Костя удивленно посмотрел на нее.
Розовый цвет ей очень шел, и черные брови и черные волосы только подчеркивали ее необычную красоту.
— Это они! — снова воскликнула она.
— Кто?.. — Костя высунулся в окно.
Луч прожектора уполз в сторону, и стало видно людей, стоящих на палубе. Костя различил характерный американский шлем.
— Быстро!
Одеваясь на ходу, они бросились в коридор. Игорь и Сашка спали беспробудным сном. Пришлось приложить немало усилий, чтобы втолковать им новость об американцах. Первым пришел в себя Игорь Божко и спросил:
— А почему вы неодетые?
— Так спали же! — упрекнула его Завета, влезая в джинсы.
— А-а-а… — туго соображал он.
Сашка выглядел хуже — его тошнило. Он блевал в ванной и лил на стриженую голову воду из-под крана.
Костя схватил автомат и выскочил на лестницу. Внизу трезвонил звонок. Сторож, матерясь, метался в поисках ключа. Похоже, он на радостях выпил, от него пахло водкой.
— Сначала спроси, кто там, — сказал Костя.
— Кто там? — спросил сторож, воинственно сжимая берданку.
— Дом окружен! — раздался голос, усиленный мегафоном. — Предлагаю всем террористам сдаться!
Свет прожектора упирался прямо во входную дверь, и яркие голубоватые лучи проникали во все щели.
— Это ты, что ли, террорист? — покосился сторож на Костю.
— Может, и я, — ответил Костя. — Откуда я знаю? Ты что, не видишь, что это американцы?!
— Американцы?! — безмерно удивился сторож. — Дожили! Приперлись, сволочи!
И, прежде чем Костя успел его остановить, пальнул из берданки в тени за окном: «Бах!» На пол полетели стекла, и сизый дым повис в прихожей.
— Что ты делаешь?! — крикнул Костя. — Ложись!
И, навалившись на сторожа, упал вместе с ним на пол — весьма вовремя, потому что после секундной паузы коротко ударил крупнокалиберный пулемет, а потом еще раз и еще, и в двери появились огромные дыры, в которые проникал все тот же голубой свет, только теперь его стало гораздо больше. В ушах еще стоял грохот, когда в вестибюль полетели дымовые шашки.
— Давай! Давай, дед! — подталкивал Костя сторожа к черному ходу.
Но оказалось, что сторож куда-то засунул ключ и после перестрелки ничего сообразить не мог.
Дверь с грохотом вылетела, какие-то люди ворвались в дом. Костя поднял руки.
У Билла был строгий приказ генерала Джефферсона передать террористов бандеровцам или этномутантам, что было практически одно и то же.
— У этих хохлов маниакальная идея уничтожить всех своих, — слегка поморщился генерал Джефферсон. — Надо помочь им в этом деле. Пусть они с русскими разбираются сами. О, извини, я забыл, что ты тоже русский.
— Ничего, — ответил Билл. — Я был русским. Теперь я американец. А что они не поделили с русскими, сэр?
— Я сам затрудняюсь понять, что именно. Похоже, они давние враги. По крайней мере, так нам объясняло ЦРУ. Просто передай, и все. Тебя не должна заботить их дальнейшая судьба.
У генерала была модная прическа морского пехотинца «high and tight» [38], сухое морщинистое лицо человека, который много времени проводит на свежем воздухе, и строгая форма, сидящая как влитая.
— Слушаюсь, сэр.
— Скажем так, — генерал поднял указательный палец и потыкал им в небо, — это геополитика. Нам, военным, нет смысла соваться в нее. Понял?
— Так точно, сэр. Я их поймаю и передам бандеровцам. А можно еще один вопрос?
— Да пожалуйста, сколько угодно, сынок.
— Я слышал, что бандеровцы воевали против союзных войск.
Сухие губы генерала тронула едва заметная усмешка, но по роду своей деятельности он должен был
