— Что за собака? — спросил Игорь.
Сашка в двух словах рассказал ему об убитом подростке.
— Вот сволочи! — воскликнул Игорь и остановился, словно собираясь извергнуть из себя всю американскую пепси-колу или по крайней мере вернуться и учинить мордобой. Благо, левая рука у него уже работала, как жернова.
— Идем… — сказал Костя, испугавшись, что горячий и непредсказуемый Игорь действительно вернется в американский госпиталь, — идем!
Он тащил на плече сумку с ноутбуком и «сонькой». Под ногами чавкала грязь. Завета незаметно коснулась его руки. Его словно током ударило. Если это приступ нежности, то не ко времени, а если это напоминание о той ночи, то Костя и так ничего не забыл и готов был повторить все заново хоть сто десять тысяч раз.
— С другой стороны, если бы мы попали к наци, нас уже не было бы в живых, — поделился своими соображениями Игорь. — Мороженое у них отличное… настоящий пломбир, такой жирный, что губы до сих пор слипаются.
— Ага… — отозвался Костя, — ты еще их пожалей. Бедненькие, ведь они за мировую демократию и мировую жандармерию.
— А я понял, почему Америка такая лицемерная, — сказал Сашка, для крепости добавив пару слов матом.
— Почему?..
— Потому что у нее не осталось других аргументов для продвижения своей демократии, кроме войны.
— Саша, ругаться матом нехорошо. Тебе мама не говорила об этом? — напомнила Завета.
— Да я знаю, — смутился Сашка. — Но не могу сдержаться. Язык так в узел и заворачивается.
Костя незаметно взял Завету за руку. Она сжала его пальцы. Сердце у него радостно дернулось, словно в него вкатили изрядную порцию адреналина. Странно, что каждая женщина, которой я добиваюсь, так и не становится моей, подумал он. Я просто не успеваю добраться до этого момента. Даже Ирка с ее шикарно-обалденными ногами. Она всегда где угодно, но только не со мной. Какой-то замкнутый круг. И с Заветой то же самое — я все время буду смотреть на нее, как на чужую женщину. Наверное, я просто так сделан и по-другому не могу, думал он, испытывая очередной приступ отчаяния.
— Крым будет украинским или безлюдным! — уже полчаса подряд, не сбавляя накала, надрывалась Олеся Тищенко. — Мы не позволим русским оккупантам захватывать нашу территорию. Мы лучше отдадим ее туркам или румынам, в худшем случае — татарам. Пусть у них будет своя республика! Да здравствует независимая Украина без русских, евреев и поляков. Поляки — за Сан, русские — в Москву, евреи — на крюк!
— Слушай! — изумился Сашка. — Они уже поссорились с поляками!
— И суток не прошло, — согласился Игорь, — те ж, наверное, не столько воевать начали, сколько хапать и требовать свое.
— Националисты не поняли, — догадался Костя. — Получается, что Украина соглашается со всеми претензиями соседей на Вилково, Килию и нефтеносный остров Майкан на Дунае для румын.
— А об евреях ты не удивился?
— Об евреях я не удивился, — признался Сашка. — Это как бы в порядке вещей — заигрывания с националистами. Леся стала откровенной фашисткой. Интересно, почему просвещенный Запад помалкивает? Или забыл Холокост? И зачем румынам отдавать Одессу?
— А поляки чем им не угодили?
— Хапнули Волынь, — смеясь, сказал Игорь. — Ох, жрать хочу!
— В смысле?
— Заберут Львов, и все! Наверняка друг другу морды начистили. Ой, жрать хочу! Кстати, поляки во Львове, на Лычаковском кладбище, стали спешно возводить пантеон с надписью «Героическим сынам польского народа, павшим за независимость Польши». Это одно из условий ввода польских войск. Я же говорю: сплошной украинский гамбит, Олеся отдает пешки, чтобы получить преимущество перед Ясуловичем, в данном случае поступиться меньшим — территорией и статусом, чтобы получить большее — власть!
— Какое же большее? — не понял Костя и даже замотал головой — уж очень мудрено мыслил Игорь, что вообще было на него не похоже.
— Чтобы получить в конечном итоге политическое и военное преимущество против нас, русских, ну и России, конечно, тоже.
— А-а-а! — осенило Костю. — Прости, сразу не понял. То есть столкнуть весь белый свет с Россией!
Все помолчали, пораженные светлой мыслью Божко и цинизмом Олеси Тищенко.
— А ты не ошибаешься? — спросил Сашка лукаво.
Он уже готов был, как всегда, захихикать, но Игорь так уничижительно посмотрел на него, что Тулупов внезапно покраснел и сбросил пары.
— Хотелось бы ошибиться, да дальше некуда.
— Ну да… — раздумывая над парадоксальной мыслью, согласился Костя, — похоже на то. Значит, Запад пошел ва-банк.
— А куда ему еще деваться? — робко вставил Сашка.
— Лихо начала бабенка… — устало произнес Божко. В этот момент он сам на себя не был похож. — Слушай, я все время воевал и везде проигрывал: Афган, Босния, Ирак. Надоело отступать.
Все снова помолчали. Елизавета, как показалось Косте, почти любовно посмотрела на Игоря. Костя отвернулся, чтобы лишний раз не ревновать. Нравились, видать, ей героические личности, пусть и с попорченной психикой. Зато Сашка Тулупов наконец понял, что у него нет ни единого шанса с такой красной мордой. Хотел ему Костя сказать, что надо было думать, прежде чем лезть в пекло, да не стал терзать душу партнера.
— Интересно, — снова подал он голос, чтобы отвлечь Завету от Божко. — Туркам — Крым, полякам — Галичина и Волынь. А что американцы потребуют?
— Все остальное, — храбро заявила Завета, которая не села, как прежде, рядом с Игорем, а заняла место рядом с водителем. — А самое главное — «Пояс верности».
— В смысле? — удивленно спросил Игорь с заднего сиденья. — Какой еще «Пояс верности»?
Разумеется, он подумал совсем о другом значении этого выражения, но не решился произнести вслух.
— Или «Петля анаконды», — преспокойно сказала Завета, — Балтия, Польша, Румыния, Болгария, Украина, Грузия и Киргизия. Все то же самое, что и во время холодной войны, но только гораздо ближе к нам.
— Ого! — искренне возмутился Игорь. — Значит, опять воевать?
— А мы что делаем? — спросила она шутливо.
— Ну да… — оторопело, словно его вывели на чистую воду, согласился Игорь, — я и не подумал. Я уже привык драться.
Все-таки в душе он оставался просто солдатом и мыслил как солдат. Это хорошее качество, свойственное мужественному человеку. Так, по крайней мере, думал Костя. И в этом отношении Игорь Божко ему импонировал.
— Ну а куда ты денешься?! — с жесткими нотками в голосе спросила Завета и подмигнула Косте, как старому приятелю.
У Кости внутри пробежала горячая волна. Он с удовлетворением отметил этот факт и в свою очередь, как ему показалось, очень выразительно посмотрел на Завету, но в следующее мгновение ее лицо стало абсолютно непроницаемым. Ничего не понимаю, сокрушенно и горестно подумал Костя. В душе у него все запело, но оказалось, что зря. Со зла он так крутанул руль, что «ниссан» с визгом вильнул от бордюра до бордюра на узкой дороге.
— Ты что, сумасшедший?! — закричали все.
