дело украдкой пялились, как на диковинку, – все в основном бабы и девицы. А из здания с верхней галереей выскочила одна такая – красивая, простоволосая, босоногая, в сарафане, – и стала развешивать белье, косясь на «богомолов» белыми от страха глазами. Пару рубах, она, кажись, таки уронила в грязь.
– Верка! – крикнула из терема старуха в черном платке. – Бесстыдница! Тьфу, срамоты не оберешься! Марш назад! – И с грохотом захлопнула окно.
Но Верка, словно зачарованная, застыла – боялась, и одновременно ей было интересно увидеть вблизи невиданных существ.
– Вот сейчас выйду с ухватом! – снова высунулась старуха.
Однако шустрая Верка успела развесить белье и, блеснув напоследок белыми от ужаса глазами, скрылась в двухэтажном доме. Костя не удержался и, когда подошел к крыльцу за очередным ящиком, наклонился и заглянул в окно второго этажа.
– Я и говорю, чисто лешаки! – взахлеб рассказывала Верка своим подругам на веранде.
Они сидели на полу рядом с голландской печкой, подогнув под себя грязные ноги. Гора немытой посуды была свалена в лохань. В углу стояла прялка. На широком подоконнике под геранью спала рыжая кошка.
– Чего у них, взаправду лошадиные ноги?
– Я, вот истинный крест, разглядеть не успела. Все высоченные, худые. А руки с присосками.
– Немцы, должно быть?
– Не-а, у немцев еще хвост бывает и рога. А у этих хвостов нет, а на башке – плошка.
– Приезжал к нам прошлый раз немец, полотном торговал – чистый антихрист. Ей богу!
– Да видели мы их сверху! – вставила одна побойчее.
– А боязно со мной выйти?!
– Еще чего! – ответила та, что побойчее. – Схватят и утащат в подпол, а там ад!
– Они не из ада… – пискнула самая маленькая, золотушная.
– А откуда?.. – уставились на нее.
– Тятька сказывал, – золотушная перешла на шепот.
Подружки дружно склонились к ней.
Костя только уловил: «…с небес…» Верка, как знаток дела, возразила:
– Чи, поди таких оглоблей на небо силой не затащишь. Они же здоровые, как лошади.
– Дура ты, Верка! – сказала ее подружка по правую руку. – Небеса необъятные, как Москва. В них любой может спрятаться.
Все затихли, пораженные ее мыслью.
– Не-а, – авторитетно сказала Верка, – край Москвы я видела.
– Когда?
– А когда тятя в Казань на ярмарку ездил, я его провожала до Ссыльной заставы.
– Смелая ты, Верка! – с завистью выдохнул кто-то из четверых.
– Мне тятя рубль подарил!
– Покажи! – попросили все хором.
Верка полезла за щеку.
– Богатенькая… – шептались подружки, рассматривая серебряный рубль, – замуж тебе можно идти.
– Да ну! – фыркнула польщенная Верка и покраснела.
– Здравствуйте, красавицы… – Костя не удержался, позабыв, что он теперь «богомол».
Все замерли, словно парализованные. Рыжая кошка, напротив, выгнулась и зашипела на Костю, как на собаку. Шерсть у нее на спине стала дыбом, а хвост торчал дугой. Девки еще больше онемели.
– А ну, брысь отсель! – появилась старуха и замахнулась веником, однако, заметив в последний момент лошадиное лицо Кости, упала на зад и: – Свят, свят, свят! – уползла в горницу.
Девки с визгом прыснули кто куда и пропали.
– Сабуров! – окликнул Хамзя. – Сколько можно пялиться? Работай! А то я тебе живо найду другое занятие!
Костя схватил ящик и поволок. Присоски на пальцах – «чмок… чмок…» – намертво впились в дерево, не отдерешь. Минут пять он в поте лица таскал ящики и складывал у стены. Даже приустал, чего с ним отроду не бывало.
– Будь осторожней, – посоветовал Амтант, когда они возвращались к крыльцу. – Старший сержант Хамзя – правая рука капитана Бухойфа. Он новичкам послабления не дает. Даже если ты не прошел адаптацию.
– А я что… новичок?.. – спросил Костя.
– Ну а кто? – удивился Амтант. Он внимательно посмотрел на Костю: – Совсем, видать, плохой.
По его длинной морде невозможно было понять, что он думает, и вообще – удивляется ли чему-либо в жизни.
– Сегодня и прибыл… – сдержанно объяснил он.
– Ага, – сказал Костя, словно что-то припоминая, хотя в голове у него была абсолютная пустота.
– А откуда?
– Ты что, пьяный? Или обкурился?
– Нет, – возразил Костя. – Я не пьяный и не обкурился. Я просто не помню, как сюда попал, а главное – почему.
– Больной, значит. Пришел ты с последним пополнением. Так что не отлынивай, капитан шутить не любит.
– Понятно, – сказал Костя и хотел почесать макушку, но до макушки не добрался: оказалось, что на нем плоская каска – чуча.
Ну и видок, должно быть, у меня, подумал он и схватился за очередной ящик, который выволокли из хором четыре «фрактала».
Были они хоть и похожими друг на друга, но разными. Один даже с разноцветными глазами – зеленым и красным. Костя вначале удивился, а потом сообразил, что глаз у работника просто подбит.
– Осторожней! – крикнул приказчик, когда один из «фракталов» зацепил ящиком дверной косяк. – Это вам не камни! Это, как его… дорогое оборудование!..
– Слушаемся, хозяин, – смущенно сдернули шапки работники.
– Ну ладно, ладно… – смилостивился Шленкин. – Сколько осталось?
– Четыре…
– Тащите, но аккуратно!
Не похожи они на «фракталов», решил Костя. С виду обычные мужики. Хотя главный электромеханик Жигунов тоже вначале не казался «фракталом». Надо на них через ультрафиолетовый детектор посмотреть. Костя дернулся к шлему, но вспомнил, что это сон и что он самый что ни на есть настоящий четырехпалый «механоид». От этой мысли ему сделалось весело.
– Слушай, – спросил он у Амтанта, опуская ящик на землю, – а что в ящиках-то?
– Сейчас команду дадут, все узнаешь.
Во двор через арку въехали две телеги. А ведь когда мы сюда шли, никакой арки не было, удивился Костя, или я не заметил? У него на языке вообще крутилось множество вопросов. Например, как это получается, что они из настоящего попали в прошлое, где, похоже, у «механоидов» и «фракталов» склад оборудования? Да такой склад, спрятанный во времени, днем с огнем не сыщешь, даже если очень-очень стараться. Мистика какая-то! – дивился он, с любопытством разглядывая старинные хоромы, но так, чтобы не обратить на себя гнев старшего сержанта Хамзя. Расскажу генералу Берлинскому – не поверит. Скажет, вру. Я бы и сам не поверил, если бы кто рассказал.
– Интересно, – сказал Амтант, – сегодня кормить будут? – И вопросительно уставился на Костю.
Костя пожал плечами. Если он думает, что у меня есть хабар-кормилец и что я его накормлю, то он ошибается. Сон на то и сон, чтобы все смешивать.
В каждую из телег нагрузили по десять ящиков и вышли всем отделением через арку. Пришлось согнуться в три погибели. Пахло мочой, помоями и гнилью. Тощая, облезлая собака отскочила в сторону и
