тяжело вздохнул и попробовал выпрямиться. – Мне ли не знать? Мы здесь с Кириллом Васильевичем все облазили… Ой мамочки!..
– Ну, во-первых, не облазили, а, наверное, бухали! – с насмешкой заметил Базлов. – А во-вторых, вот она, Тайницкая! Вот он вход. Чего еще надо?!
Чего он так раскомандовался? – удивился Костя. Действительно, в сумерках уходящего дня темнели какие-то ворота. Но вовсе не прозрачные, в которых должен был колебаться, словно горячий, воздух, как рассказывал Иван Лопухин, а самые что ни на есть настоящие – деревянные, с коваными навесами и бронзовыми ручками, такими огромными, словно они предназначались для великанов, а не для людей.
– Может, и бухали… – проворчал Гнездилов, – но все равно это никакая не Тайницкая, а Благовещенская башня. Ой, мамочки… мне ли… ой, мамочки… не знать?..
– Вначале протрезвей! – посоветовал Базлов, направляясь к башне.
Костя никак не мог решить, куда идти: с одной стороны, «анцитаур» трезвонил на всю вселенную, что надо двигать влево, а с другой – Олег Павлович был весьма убедителен. Тем более танкист, которому перед боем вкладывали в голову всю информацию о Московском Кремле, прошедший все круги ада Зоны, боровшийся с «протеиновыми матриксами». Я бы таким, как Олег Павлович, жизнь доверил, неожиданно для себя решил Костя. Нравился ему Олег Павлович, несмотря на то что был слегка неуравновешен. Ну, а кто уравновешен в Зоне? Никто! То-то же!
Ну ладно, думал он, словно уговаривая «анцитаур», посмотрим на эту башню, что с нами сделается? «Анцитаур» надрывался: «К черту! К черту! К черту!» Но в Косте проснулось непонятное упрямство. А потом, если что, сходим к той, уговаривал он камень судьбы. Он только совсем забыл, что времени-то осталось всего ничего – до рассвета. Ну, может, чуть больше. А потом здесь будет атомный ад. Гнездилов отлепился от куста и поплелся по синусоиде следом за ними. Дуська залезла на Веркино плечо и шипела оттуда на него. Оказывается, все объяснялось тем, что она не любила пьяных.
– Тятя всегда ей на хвост наступал, когда напивался.
Дуська орала на всю окрестность:
– Мяу-у-у!!!
Несомненно, у нее были неоцененные вокальные данные. Верка едва удерживала ее.
– Боязно мне, Костя, боязно…
– А зачем шла? Сидела бы дома.
В сумерках ее глаза стали бездонно-синими озерами. Костя на мгновение усомнился, правильно ли он делает, рискуя ее жизнью, а с другой стороны, он помнил, какой она была в чулане – нежная и желанная. Запутался я окончательно, тяжело думал он, страдая прежде всего от собственного душевного дискомфорта. Оказался бы рядом Бараско, он подсказал бы, что делать. Ред сказал бы: «Да пошли ты этих женщин сам знаешь куда и живи спокойно». И был бы прав.
– Тятю жалко, – шмыгнула Верка носом, – отымут у него Серко… Отымут…
– Почему сразу отымут?
– Потому что подрался… а Илья Дмитриевич запорют до смерти!
Ага, вот в чем дело, сообразил Костя. У нас бы просто лишили премии.
– Не отымут! – уверенно сказал он. – Мы не дадим.
Она снова шмыгала носом и жалобно смотрела на него:
– А где это мы, Костя?.. Места совсем не такие, как у нас. Вроде бы похожие, но другие…
– В настоящем, – ответил он нехотя, – в две тысячи пятьдесят втором году. А места те же самые – Московский Кремль. Самый что ни на есть настоящий.
– Дома я чего-то не вижу…
– Да… – согласился Костя, – твоего дома здесь нет.
– А разве так бывает?..
Костя подумал, что, если он расскажет Верке, что на месте Царев-Борис дворца построили нелепое сооружение, никак не вписывающееся в средневековую архитектуру Кремля, если он расскажет, что действительно здесь происходит, расскажет о Зоне, о Полосе отчуждения, о современном городе- мегаполисе, который лежит в таинственной темноте, она испугается до смерти, а кошка Дуська снова сбежит. Лови ее тогда!
– Знаешь что? – сказал он, вдруг поняв, как ему надо поступить. – Мы твоего батю найдем, и вы вернетесь домой. Я тебе обещаю.
Не надо делать жизнь сложнее, чем она есть, подумал он, мрачнея от собственной решимости, потому что все равно ничего хорошего не получится. Пусть там счастлива, там она все понимает. А здесь? Здесь я сам не все всегда понимаю. Здесь тоскливо, скучно и печально, а еще – опасно. От этого решения он сделался еще мрачнее.
– Все равно страшно, и тятя пропал…
– Да здесь он! – радостно закричал Базлов, ухватившись за ручку ворот. – Здесь! Куда ему деться?!
– Что ж ты кричишь на всю вселенную? – с возмущение обернулся Костя.
Но ворота, словно живые, сами дернулись – раз-два, поддались со скрипом. Костя потянул левую створку. Базлов – правую.
Верка рванулась:
– Тятя!..
Пьяный Гнездилов заорал в тот последний момент, который отделяет живых от мертвых:
– Засада!
Костя, который мало что мог различить из-за створки, все понял. Экзокомбез «титан» за мгновение до этого опустил шлем, и на его поверхности Костя увидел тени «протеиновых матриксов», затаившихся в глубине башни.
– Куда?.. Куда?.. – успел он воскликнуть вслед Верке и, схватив ее в последний момент за подол сарафана, дернул что есть силы.
Дуська истерично мяукнула. Верка своевременно улетела в кусты.
Что произошло затем, как-то вывалилось из его памяти. Остались только фрагменты событий, которые он потом собирал по кусочкам, складывал один к другому, как пазлы, и наконец у него получилась более- менее целостная картина.
Базлов! Он первым потерял ориентацию. Эх майор, майор… Но у Базлова был пистолет и какой-никакой опыт Зоны, недаром же мы болтались в ней все это время, с горечью думал Костя, пытаясь оправдаться хотя бы в собственных глазах. А я ведь на него полагался, как на самого себя, я же не думал, что он так глупо побежит навстречу смерти! Не похоже это было на него.
Верка! Верку он, считай, вырвал из когтей гребнистых «песиголовцев», то бишь «протеиновых матриксов».
Серега Гнездилов! А вот его спасти не успел! Но Сереге, собственно, помощь и не понадобилась, потому что, оказалось, гипноз на пьяных не действует. Везет пьяницам и дуракам, думал Костя после всех перипетий, когда они втроем, не считая кошки, обсуждали события.
Остался только он сам. Шлем-самосборка на расстоянии пистолетного выстрела оказался почти что недейственен. Не оберегал он от гипноза. Гипноз проникал под шлем и в мозг. Косте вдруг страшно захотелось обняться с гребнистыми «песиголовцами», побрататься, узнать, чем они живут и дышат и почему ожидают его здесь, в Благовещенской башне. Пусть расскажут! Пусть объяснят этот мир, чтобы не было вопросов. Ведь неспроста они сулили всепонимание?! Неспроста! Ошибся Базлов, а Гнездилов оказался прав. Не в ту башню они попали. Не в ту!
Костя послушно, как во сне, шагнул навстречу «песиголовцам», не в силах противостоять их воздействию. В голове не было ни одной мысли. Они же нашептывали: «Иди же сюда… иди же… У нас так хорошо, спокойно и вольготно, с нами не почувствуешь ничего, кроме радости и душевного комфорта. Забудь генерала Берлинского… Забудь Реда Бараско… Забудь свое задание… стань одним из нас – вечным, могучим, счастливым… и ты обретешь вселенскую мудрость… тебе откроются истины, которых ты раньше не понимал… ты сможешь сопоставлять вещи, которые раньше казались тебе несопоставимыми… ты увидишь миры, которых еще никто из землян не видел…»
Какая-то часть его засыпающего мозга била во все колокола, но с каждым мгновением все тише и тише, а голоса «песиголовцев», напротив, звучали все громче, и настойчивей, и, главное, роднее. Они уже не
