служебных трубопроводах, находясь в маленьком компактном теле. Внешность значения не имела — мужская или женская, старая или молодая, высокая или долговязая, слабая или сильная, — потому что внутри находилась бы она, она сама.
Тереза раздвинула бархатистые пахучие листья куста помидоров, пытаясь найти спелые алые шары плодов. Сорвала один, большой и чуть мягковатый, и положила его в корзинку у своих ног. Она высвободила свое сознание, позволила мыслям вольно бродить… так, как учила ее Мягкая Скала.
Потом выбрала еще один помидор, дернула, почувствовала, как стебелек оторвался, отделившись от родительского растения по невидимой, но естественной линии. Сочный помидор освободился… и она ощутила такой же отрыв в своем сознании, как будто у нее в голове нечто тоже было готово вот-вот отделиться.
У нее помутилось в глазах, она заморгала, пытаясь понять, что же произошло.
В тот момент помидор выскользнул из ее пальцев на землю, и теперь она его подобрала. Стебелек обломился у самого верха — чисто и мгновенно. Тереза снова освободила свое сознание, позволила мыслям вольно блуждать… и отделиться!
В огороде она была одна и поэтому не могла проверить свою новую идею, совершить перепрыг. Но она ощутила перемену. Теперь она по опыту знала, что способна обменяться сознанием, и поняла последствия.
И еще она знала, как поделиться этим знанием с Гартом и Эдуардом. Она поняла, как объяснить то, что проделала, таким образом, чтобы они оба поняли ее всей глубиной сердца. С ними она могла говорить на их особом языке, недоступном пониманию никого из мо-нахов.
Оставив остальные помидоры не сорванными, Тереза убежала внутрь монастыря.
— Идите за мной, — позвала она. — Я должна кое-что вам показать. Возможно, это потребует времени, но я знаю, у вас получится.
Буквально потащив друзей за руки, она увела Эдуарда и Гарта на нижний уровень Опадающих Листьев в укромный уголок, где, как она знала, их никто не потревожит.
Они вошли в небольшую забытую кладовку, где Гарт давным-давно расписал стены. Теперь его панно было скрыто под густым слоем бежевой краски.
Тереза опустилась на пол, Гарт и Эдуард сели как могли ближе к ней. Она захватила светочерепицу, чтобы не нужно было зажигать свечу. Их упражнения требовали максимальной сосредоточенности. Мягкое сияние легло на старинные кирпичные стены, высвечивая намеки на тщательно выписанную Гартом картину воображаемой ностальгии, еле заметную под бежевой маской.
Над их головами заскрипели половицы, и Тереза поняла, что монахи начали обход, проверяя, чем занимаются их подопечные. После исчезновения Мягкой Скалы за ними тремя никто особенно не следил, но, в конце концов, кто-то все-таки мог заметить отсутствие трех подопечных.
Однако она надеялась, что у них будет достаточно времени.
— Если бы мы могли научиться этому все разом, — сказала она, — тогда бы мы могли уйти из монастыря вместе, поддерживать друг друга в городе, помогать друг другу с перепрыгами.
— И мы не будем одинокими, как Канша, — добавил Гарт.
— Или Дарагон, — добавил Эдуард, хотя БРЛ с таким усердием взяло юношу под свое крыло, что он, конечно, ни в чем не нуждался… кроме свободы заниматься тем, чем ему хотелось бы.
— Мне кажется, я поняла, как осуществляется перепрыг, — сказала Тереза.
— Мягкая Скала всегда говорила, что ты особо способная, — заметил Гарт.
— Да, а теперь я должна показать это вам обоим.
Она закрыла глаза и раскинула руки, одной коснувшись широкоплечего белокурого Гарта, другой — худощавого темноволосого Эдуарда.
— Сначала, я думаю, ощущение будет очень странным. — Ее голос стал хриплым от страха и неуверенности. — Так давайте, я вас научу.
Гарт стоял в теле Эдуарда, глядя на себя, на двух своих друзей, которые казались ему прежними, но в глубине глаз совсем иными.
— Вы только поглядите!
Они всю жизнь опирались друг на друга. Без родителей и без фамилий. Они научились полагаться на способности друг друга. Гарт любил Терезу и Эдуарда всем сердцем. Но теперь между ними возникло что-то неизмеримо большее. Теперь они были вместе совсем по-другому. Они стали друг другом.
Гарт согнул худощавые руки Эдуарда, замигал его глазами.
— Такое странное ощущение, очень знакомое… и все-таки другое. В чем-то я сильнее, в чем-то меньше. Я…
Эдуард перебил его, стоя внутри фигуры Терезы. Он непрерывно прикасался к своей новой коже, своим новым плечам, водил ладонями по своим таким новым грудям.
Тереза была облачена в тело-приют Гарта, точно в мешковатый костюм.
— Я будто в доспехах, которые мне слишком велики. — Она несколько раз глубоко вздохнула, потрогала чуть грубоватую кожу лица.
В маленькой кладовой, освещенной только портативной светочерепицей, они начали исследовать друг друга по-новому. Границы между дружбой, сексуальной любовью и физическими различиями стерлись, затем исчезли. Их тени на стенах слились, стали неразличимы — три человека, три разных тела.
Монахи так и не догадались, где искать старших подростков, а потому у них были часы и часы, чтобы разговаривать друг с другом, ласкать друг друга, меняться снова и снова. Они объясняли, как действуют их тела, показывали это своим друзьям.
Любовные ласки дарили высокое удовлетворение, были экзотически-особенными, исчерпывающими… Однако в конце концов они поняли, что для таких близких друзей, как они, сам акт перепрыга в тела друг друга дарил несравненно большую близость, чем занятие сексом…
Теперь вдали от монастыря Опадающих Листьев, отправившись исследовать реальный мир за его стенами, Эдуард, Гарт и Тереза черпали силы друг в друге.
Они втроем смотрели на фасад Маскарад-Клуба, робея, но полные нетерпения. Они еще никогда не бывали внутри Клуба и теперь старались укрепить свою решимость.
— Вы только посмотрите! — сказал Гарт.
— Замечательнее и не придумаешь, верно? Пошли! — сказал Эдуард, оставаясь на месте.
— У нас теперь есть свобода делать все, что мы хотим, — сказала Тереза довольно унылым тоном.
Подростками они часто мечтали об этом месте. Маскарад-Клуб был таким экзотичным, таким ни на что не похожим, настолько далеким от всего, что они до сих пор испытывали. Монахи всегда поощряли их искать и обретать что-то интеллектуально новое, но к реальному жизненному опыту это не относилось. Белое пятно в программе расщепленцев.
Научившись перепрыгу и доказав это Тополиному Пуху и остальным монахам, они покинули Опадающие Листья втроем. С кредитками в карманах они отправились в город навстречу новой жизни. Гарт, Тереза и Эдуард были отправлены в неизвестность, но они были вместе и чувствовали себя сильными.
Круговерть Клуба казалась такой волнующей, словно таила в себе нечто запретное. Оживленные посетители потоками входили внутрь и покидали здание. Некоторые нервно, старательно избегая чужих взглядов, другие смело и открыто. А те люди, которые входили, необязательно были теми же, которые выходили.
Монахи не разговаривали с ними о Клубе, не считали нужным поощрять всяческие фантастические истории, с ним связанные, или останавливаться на его соблазнах. Если верить слухам, циркулирующим среди других воспитанников, Маскарад-Клуб был вихрем обмена телами, туманной путаницей перепрыгивающих сознаний, человеческой биржей.
Тереза оглянулась, но старинная пивоварня казалась такой далекой! Реальный мир теперь тоже властно манил ее. Сверкающий перед ними фасад Маскарад-Клуба завораживал и притягивал девушку.
Куда ведут все эти двери? Почему так много арочных входов? Все они открывали доступ в Клуб, но разными путями, приобщающими к разным впечатлениям. Она, Эдуард и Гарт могли теперь узнать все сами, как взрослые. Как клиенты.
— Какой вход испробуем? — спросил Эдуард. — Я слышал, они все разные.
