— Это твой городской дом. Наш дом. Неужели не узнаешь?
— Какое там! Сколько лет прошло! Должно быть, я продал его после твоей… — Он осекся. — Скажи, Бены уже объяснили тебе?
— Не Бены, но, да, я знаю.
— Прекрасно…
— Но мне хотелось бы спросить еще кое о чем. Где Бобби?
— Ах, Бобби, наша маленькая головная боль. Боюсь, он мертв. По крайней мере, такова официальная гипотеза. Мне очень жаль.
Энн немного помолчала, желая понять, усилят ли новости ее меланхолию.
— Как? — выдавила она наконец.
— Завербовался на один из кораблей — охранять колонистов. Полмиллиона человек в состоянии глубокого биостаза летели в систему Канопус. Они путешествовали уже сто лет и удалились от Земли на двенадцать триллионов километров, когда поток информации неожиданно оборвался. Это произошло десять лет назад, и с тех пор никто ничего о них не слышал.
— Что с ними случилось?
— Неизвестно. Отказ приборов маловероятен, кроме того, кораблей было двенадцать, и каждый управлялся самостоятельно, да и летели они на значительном расстоянии друг от друга. Рождение суперновой звезды? Мятеж? Одни предположения.
— Каким он был?
— Глупым юнцом. Так и не простил тебя, а меня ненавидел всеми фибрами души… Правда, трудно его осуждать. Вся эта история навеки отвратила меня от идеи иметь детишек.
— Не помню, чтобы ты вообще их любил.
Бен уставился на нее подслеповатыми глазами в воспаленных веках.
— Представить не можешь, каким потрясением было для меня увидеть в этой толпе Бенов и подружек твое одинокое, трогательно-белое платье, — вздохнул он. — И эта комната. Настоящий мавзолей. Неужели мы действительно жили здесь? И эти вещи были нашими? Зеркало ведь твое, верно? Я бы никогда не купил ничего подобного. А вот эту синюю вазу я помню. Сам забросил ее в залив Пьюджет-Саунд.
— Что?!
— Вместе с твоим пеплом.
— Вот как…
— Скажи, — попросил Бен, — какими мы были? Прежде чем уйти в Симополис и стать другой личностью, расскажи о нас. Я ведь сдержал обещание. Это единственное, чего я никогда не забывал.
— Какое обещание?
— Не перезапускать тебя.
Несколько минут они сидели молча. Его дыхание стало глубоким и равномерным, и Энн показалось, что он, не получив ответа на вопрос, просто задремал. Но Бен пошевелился и спросил:
— Скажи, например, что мы делали вчера?
— Ездили к Карлу и Нэнси насчет тента, который брали напрокат. Бенджамен зевнул.
— А кто такие Карл и Нэнси?
— Мой двоюродный дедушка и его новая подружка.
— Верно. Теперь вспомнил. И они помогали нам готовиться к свадьбе?
— Да, особенно Нэнси.
— А как мы туда добрались? К Карлу и Нэнси? Пешком? Или на автобусе?
— У нас была машина.
— Машина! Автомобиль? В те дни все еще существовали машины?! Забавно! И какая марка? Какого цвета?
— «Ниссан Эмпайр». Изумрудно-зеленый.
— Кто-то из нас его вел или управление было автоматическим?
— Автоматическим, разумеется. Бен закрыл глаза и улыбнулся.
— Продолжай. Что мы там делали?
— Ужинали.
— Какое блюдо было тогда моим любимым?
— Фаршированные свиные отбивные.
— И теперь тоже! — хмыкнул он. — Ну, не поразительно ли?! Некоторые вещи никогда не меняются! Разумеется, теперь они искусственно выращены и преступно дороги.
Энн удалось дать толчок воспоминаниям Бена, и теперь посыпались сотни вопросов. Она послушно отвечала, пока не поняла, что он заснул. Но Энн продолжала говорить и, случайно бросив взгляд на диван, заметила, что Бен исчез. Она снова осталась одна и все-таки продолжала что-то бормотать. Так продолжалось, кажется, целую вечность. Но и это не помогло. Энн чувствовала себя еще хуже обычного, она неожиданно поняла, что хочет вернуть Бенджамена, не старого, а ее собственного Бенджамена.
Она подошла к висевшему у двери медальону.
— Эй! — бросила она, и изображение, открыв выпученные глазки, злобно вытаращилось на нее. — Позвони Бенджамену.
— Он занят.
— Меня это не касается. Позвони немедленно.
— Другие Бены говорят, что он подвергается процедуре и просит не беспокоить.
— Что еще за процедура?
— Насыщение кодонами. Они просят набраться терпения. Обещают вернуть его как можно раньше. Кстати, — добавил медальон, — Бены терпеть тебя не могут, и я тоже.
С этими словами медальон начал кряхтеть и удлиняться, прежде чем разделился. Теперь их было два, и оба с ненавистью пялились на нее.
— Я тоже терпеть тебя не могу, — объявил новый медальон, после чего оба стали кряхтеть и расплываться.
— Прекратить! — крикнула Энн. — Я приказываю: немедленно прекратите!
Но в ответ они рассмеялись и разделились на четыре, восемь… шестнадцать медальонов.
— Вы не люди! — воскликнула она. — Перестаньте, иначе я велю вас уничтожить!
— Ты тоже не человек! — огрызнулись они хором.
За спиной послышался тихий смех, и кто-то укоризненно заметил:
— Хватит, хватит, к чему ссориться?
Энн повернулась и обнаружила в комнате поразительное присутствие чего-то таинственного и неземного: кардинал, по-прежнему в своем мундире и кепочке, парил под потолком в ее гостиной!
— Привет, Энн, — поздоровался он, и она вспыхнула от волнения.
— Привет! — выпалила Энн и, не в силах сдержаться, спросила: — Что вы такое?
— Ах, любопытство! Благоприятное качество для каждого создания. Я кардинал Мирового Совета Профсоюзов.
— Нет, я имею в виду, вы тоже сим, как и я?
— Нет. Хотя я был создан согласно теориям, впервые использованным для создания симов, и так же не наделен независимым существованием. Я всего лишь периферийный модуль, притом низкоуровневый, Аксиального Процессора Беовульфа в штаб-квартире Мирового Совета Профсоюзов в Женеве.
Его улыбка… словно солнечный луч!
— И если ты воображаешь, будто я что-то собой представляю, тебе нужно увидеть лучшую часть моего «я»… Итак, Энн, ты готова к экзамену?
— Тесту Лолли?
— Да, тесту Лолли Шир на признание человеком. Пожалуйста, постарайся сосредоточиться, и мы начнем.
Энн огляделась и подошла к дивану. Она неожиданно заметила, что ощущает свои руки и ноги и даже трение жестковатой ткани платья о кожу. Откинувшись на спинку дивана, она объявила:
— Я готова.
— Превосходно, — кивнул кардинал, нависая над ней. — Сначала необходимо классифицировать
