– Глупости! К чему медлить?! Что несет этот агарянин?! Вода здесь совсем не глубока! Да хоть бы мы скакали верхом на барсуках, и то ноги бы не замочили! – воспротивился бессмысленной задержке один из куманских военачальников. – А о мосте высотой с какие-то усы я даже говорить не хочу! Боюсь лопнуть от смеха! Теряем время, без толку топчемся на месте, разведчики сообщают, что лучшего места для переправы не найти!
– Гайрет! Тогда вперед! Вы, куманы, так спешите, что еще немного, и вас больше не останется! А я пока выпью чего-нибудь! – оскорбленно ответил Ариф и занялся приготовлением салепа, открыв дорожный сундук и доставая из него пестик, медную миску, гвозди, круглый противень, колесики, оловянный кувшинчик, отмычки, молоток и маленький топорик, напильники, ремешки, половник, ломик, мангал, металлические тарелки, какие-то железяки, большой медный кувшин, большие и маленькие ступки, терку, запечатанный до Судного дня сосуд со святой водой из источника Зем-зем, – все это в поисках мешочка с корнем одноименного растения салеп.
Нетерпеливый куман пришпорил коня и до другого берега добрался уже утопленником. Был он раздувшимся, синим, исцарапанным, запутавшимся в траве и прутьях вербы, с глазами и ртом, залепленными илом, а в горле его оказалась дюжина пескарей, словно течение таскало его по дну добрых три месяца.
– По ручью, перед которым мы остановились, течет самоуверенность. Она только на первый взгляд мелкая, а на самом деле глубина здесь выше головы! Войско, которое уверено в своем успехе всегда будет отставать от войска, которое на успех только надеется. Поэтому не сочтите за слишком тяжелый труд построить из пары бревен мост, по которому можно пройти над суетностью! Валахи, билахи, талахи! Тут работы – раз плюнуть… – говорил Ариф, поднося к губам горячий сладкий напиток.
– Хочешь попробовать? Отпей, тебе понравится, близость смерти всегда вызывает дрожь, а салеп греет и напоминает о сладости жизни! – поцокал языком механик и закончил, показывая пальцем на утопленника. – Элем, тут работы – раз плюнуть, а польза очевидная, иногда даже жизненно важная!
После этого случая уже никто не сомневался в способности сарацина оценивать размеры пространства (правда, куманы посматривали на Арифа враждебно). Именно поэтому, оказавшись под недосягаемым монастырем, князь видинский приказал привести к нему механика. Тот, правда, не был бы тем, кем он был, если бы не оценил, насколько ему следует сократить длину шага, чтобы успеть к тому моменту, когда у могущественного князя улучшится настроение…
Обвитый бесчисленными складками своего одеяния, сарацин предстал перед Шишманом как раз тогда, когда многострашный уже примирялся с мыслью, что ему не удастся захватить Жичу так быстро, во всяком случае, совсем не так быстро, как он размашисто надеялся, выступая из Видина.
– Значит так, сахиб! – облизнулся механик и плотно закрыл глаза, потому что считать он мог только тогда, когда не смотрел по сторонам. – Церковь от земли находится в нескольких реальных саженях. К этому следует добавить еще десять саженей нашего изумления и десять саженей, на которые монахи приподнялись вследствие нашего изумления. К тому же они обороняются. На это накинем еще двадцать саженей. Кроме того, монахи верят, что сам Господь даровал им эту высоту. Значит, еще тридцать саженей. Всего получается, что монастырь поднят над землей немного выше, чем на семьдесят саженей. Но так как у сербов, склонных к преувеличениям, одна сажень равна приблизительно двум неполным саженям других народов, получается, что дом Спасов отстоит от нашего нападения на более чем сотню саженей вверх. В рифах это будет…
– Для хорошего стрелка это не расстояние! – прервал Шишман механика – Почему же тогда никто не попал даже в основание летающих зданий?
– Не будь столь нетерпеливым! Ты, сахиб, таким образом только добавляешь монастырю новой высоты, а это не в твоих интересах! – не открывал глаз Ариф. – Тем не менее я отвечу, раз уж ты спрашиваешь насчет наших стрелков. Действительно, они не могут справиться с защитниками Жичи. Потому что у них совсем пропал интерес. Если позволишь, господин, я бы попытал боевого счастья с осадной машиной. Латиняне называют ее баллиста, а славяне пращой. Но я не стал бы стрелять по церковным стенам. Что толку, если мы в двух-трех местах пробьем кладку этого возвышающегося над нами укрепления? Скорее мы заинтересованы в том, чтобы опустить его с воздуха на землю. Поэтому я предлагаю заряжать пращу не обтесанными камнями, а какими-нибудь тяжелыми событиями, забрасывать их через церковные окна и таким способом утяжелять храм до тех пор, пока он не спустится на высоту, для нас досягаемую…
– И? Когда, Ариф, все это может быть готово? – снова спросил князь, дрожа от нетерпения
– Алахуалем! Если учесть твое нетерпение, то может возникнуть вопрос: а знает ли это сам Пророк? Да и у меня, сахиб, нет довольно пространства, чтобы все подсчитать! Если же ты, напротив, успокоишься хотя бы настолько, чтобы постоянно не перебивать меня, все будет готово отсюда на третий день, после полудня. Кроме того, это будет самый лучший момент для нападения! Солнце, которое движется вниз по западному откосу, добавит отражения крон сосен и дубов на монастырские купола и крыши. А они кое-что весят. Так что Жича падет на колени еще и благодаря теням заката. И когда ты захочешь вступить на ее порог, тебе не придется слишком высоко поднимать ногу, а это, по мне, немалого стоит! – широко раскрыл глаза механик, и это означало, что расчеты закончены и все готово для строительства машины, которая поможет добраться до монахов.
Пока болгары и куманы на том месте, где раньше стоял монастырь, устраивали лагерь, пока они выкорчевывали терновник своего смятения, пока плели веревки и выбирали деревья для изготовления баллисты, братья снова собрались в трапезной, на этот раз на совет о том, каким образом раздобыть питьевую воду. Прошло всего несколько дней с тех пор, как церковь поднялась в воздух, а они уже ловко приноровились передвигаться между постройками, перескакивая с одного комка земли на другой.
Тем, кто с течением времени частично или полностью утратил умение прыгать, уроки давал Блашко, Божий человек, который деятельно проявил себя еще раньше, когда происходило разделение тени и стен Спасова дома.
– Вы что, не знаете, что ходить обычным способом даже еще опаснее? – умело заговаривал он страх своих слушателей.
– Да человек весь свой век только и делает, что передвигается по ненадежным островкам из пены! – Такие поучительные слова, обращая их к тем, кто был гораздо старше его, произносил Блашко, а вернее, живущий в нем вечный ребенок, детская, но гораздо более храбрая и решающая его часть.
Надо сказать, что вот так, на просторе, без прикрытия, среди парящих в воздухе монастырских зданий, монахи и весь остальной народ могли бы стать легкой добычей для цикаваца. Но тот пребывал в постоянной лени и просто висел, прицепившись к нескольким скрещенным подпоркам. Суровый видинский князь Шишман, конечно, давно бы уже зарубил это вечно сонное летающее привидение, но ему не было замены. Чтобы получить другую такую тварь, чтобы дать ей вылупиться, нужно было сорок дней подряд слева под мышкой носить яйцо.
Болгары разводили огонь и подбрасывали в него сушеный заячий помет, ставили княжеский шатер и распаковывали его дорожные сундуки, полные всякой всячины. Отдельное перечисление содержимого всех этих ларей продлило бы каждый день до послезавтра. Достаточно только сказать, что среди вещей был один плащ, сделанный из нескольких тысяч разнообразнейших перьев. Куманские вожди уже высвобождали жар своих тел в носилках молодых наложниц, женщин сколь стыдливых, столь же и блудливых, которые каждую свою ласку умели освежить песнями вечно невинных евнухов. Наложницы щекотали куманов, прикладывая трепещущие ресницы к разгоряченным местам мужского тела. Механик Ариф с помощниками готовил деревянную конструкцию для строительства подножья баллисты. В каждую, даже самую мелкую деталь он вкладывал высокие мысли. Работа прервалась только тогда, когда десяток осаждающих, отправленных им в ближайший лес, чтобы доставить для пращи еще пару прямых древесных стволов, вернулись, погоняя перед собой нескольких сербов, которые в свое время не поверили, что монастырь вознесся, и ушли ночевать подальше от всего этого. Сарацин стал просить князя не убивать пленников.
– Вот милосердный человек, ничего не скажешь! – усмехнулся Алтан. – Может, еще и обед им сварить?
– Сахиб, ты ведь можешь перебить их в любой момент. – Ариф никогда не обращал внимания на
