– Я прошу тебя только об одном: поговори с мэром. Не хочет звонить в Вашингтон – не будет. А если ты не хочешь говорить с ним, я поговорю сам. До сих пор я не сделал этого из уважения к тебе.
– Не учи меня, – огрызается Аддоницио.
Они одни на Пятой авеню. Один детектив на излете карьеры, у другого впереди еще многие годы работы. Воорт, глядя на старика, на мгновение видит, каким станет сам через десять лет. Кожа вокруг глаз и на шее обвиснет и пожелтеет. Уши станут больше, лицо у́же. Воротнички щегольских рубашек будут казаться слишком большими для шеи. Плечи ссутулятся, словно голова весит слишком много, чтобы держать ее прямо.
Внезапно Воорт вспоминает бейсбольный матч, на который его, еще ребенка, взял дядя. Жаркий летний день на стадионе «Ши» в Куинсе, играли «Нью-Йорк метс» и «Цинциннати редс» из Огайо. Джонни Бенч, великий принимающий «Цинциннати», уже собиравшийся уходить, в тот день играл на третьей базе, потому что травмированные колени не позволяли ему больше сидеть на корточках за домашней базой. Бенч пропустил первый мяч, поданный в его сторону, а потом и второй. Бенч совершил столько ошибок на третьей, потому что уже пережил свой расцвет, что, когда он наконец поймал мяч, смущенные нью-йоркские зрители устроили ему овацию.
И тогда Воорт, сидевший возле линии третьей базы, увидел, как легендарный игрок повернулся к трибунам, и понял, что такое унижение. Увидел страх в глазах Джонни Бенча.
Мальчик вдруг понял, что тот думает. «Я опозорился потому, что не ушел вовремя».
– Хью, – говорит Воорт, – помнишь, что ты сказал мне давным-давно, когда я был мальчишкой? Ты, а не отец? Ты сказал, что в карьере каждого детектива наступает момент, когда интуиция ведет туда, куда идти не хочется. Ты сказал, что, возможно, рано или поздно я столкнусь с ситуацией, когда есть и обоснованная версия, и улик достаточно, а я буду убеждать себя, что ничего у меня нет. А на самом деле я просто буду себя обманывать. Я буду колебаться, сказал ты. Мне было двенадцать. Ты занимался делом Виццини. – Воорт напоминает о коррупционном скандале в полиции, в результате которого Аддоницио отправил в тюрьму двух своих лучших друзей.
Аддоницио останавливается, смотрит Воорту в лицо, и Воорт понимает, что угадал.
– Ты сказал, что детективы – те же солдаты на войне, Хью. И процитировал французского политика. Ты сказал: «На войне любое промедление опасно».
– Какого политика?
– Его цитировал ты. Откуда мне знать?
Аддоницио останавливается, кладет толстую руку на плечо Воорту и крепко его сжимает.
– Из тебя получится неплохой боец, Воорт, – улыбается он. – Когда-нибудь ты станешь начальником. Я в этом не сомневаюсь. Послушай, если я попрошу мэра позвонить в Вашингтон, он позвонит. Если он решит, что в его городе творится такое, то спустит всех собак. Он человек вспыльчивый.
– Хочешь, чтобы я отправил в Вашингтон запрос по закону о свободе информации? – спрашивает Воорт. – Может быть, через месяц-другой, если мы пойдем по официальным каналам, если мы хотя бы сможем использовать официальные каналы, мы даже получим ответы. К тому времени, возможно, убьют кого-то еще. Насколько, по-твоему, вспылит мэр, когда случится это? Но тебе-то какое дело? Ты уже будешь на пенсии.
Аддоницио вздыхает, явно недовольный. Потом выпрямляется. Старик исчез. Перед Воортом снова главный детектив.
– Я позвоню ему утром. Иди спать. А мы с Лу еще покатаемся. Так и так уже поздно, какой смысл ехать домой?
Три часа спустя, когда Воорт и Джилл просыпаются в шесть утра, они снова берутся за свое – пара марафонцев, неспособных оторваться друг от друга. А через час, когда срабатывает будильник, Джилл находит халат и – счастливая, мокрая от пота – объявляет:
– Я приготовлю завтрак.
Задерживается у двери, окидывая его задумчивым, немного игривым взглядом. Потом произносите какой-то деликатностью:
– Кстати говоря, мой прекрасный детектив, ты, часом, не женат, а?
– Не о чем беспокоиться.
Она качает головой, теперь уже открыто улыбаясь.
– Да, это было бы слишком хорошо.
Воорт приподнимается на локте, решив, что, наверное, ослышался.
И тогда Джилл добавляет:
– Потому что я замужем.
Глава 14
Оазис Мания – рай в пустыне шириной в двадцать миль – находится на границе Саудовской Аравии и Ирака, к северу от Эль-Литии и прямо на юго-восток от стратегического города Джудайдат-Арар. Здесь прохладно, тенисто и влажно; есть пальмы и ручьи, чтобы можно было кормить верблюдов, овец, кочевников или солдат. 18 июля 1990 года майор Джон Шеска и полковник Ник Рурк стоят на северном краю тени, под последней пальмой, и внимательно смотрят в бинокли на север.
Жара выше 120 градусов.[13] В обычно неподвижном воздухе разносятся крики людей и рев машин.
Вторжение союзных сил, координируемое президентом Джорджем Бушем, в Ирак Саддама Хусейна должно начаться через двадцать минут.
– Ты знаешь, что, по мнению ученых-библеистов, сад эдемский находился там, в южной Месопотамии? – замечает как всегда невозмутимый Рурк.
– Что я должен сделать? – Шеска оглядывает выжженный серо-коричневый ландшафт, безводные скалы и валуны, такие же враждебные, как противники-люди.
– И каково это, дружище, снова командовать людьми в поле?
Они одеты для войны в пустыне: легкая форма-хаки с сумкой для противогаза, пистолет на боку, рядом рюкзак со спасательным снаряжением, лекарствами или химическими веществами. Орудия войны со времен Вьетнама изменились. Появились компьютеры, умные бомбы и ракеты с лазерным наведением. Но для стратегии по-прежнему верно то, что писал Сунь Цзы во втором веке до нашей эры.
– Мне надо, чтобы ты привез мне кое-что, – говорит Рурк.
– Что?
– Артиллерийские орудия. Химические снаряды, – отвечает Рурк. – Их нельзя взорвать – и нельзя оставить. Бомбы находятся в пещере в тридцати милях к северу.
Позади них – дюжина БМП «Брэдли» и солдаты, переданные под командование Шески. Они проверяют оружие, наполняют бензобаки, кашляют из-за дизельного выхлопа или используют последние минуты перед началом вторжения для сна.
Рурк опускается на колени среди редких стебельков травы, прижимая бурые волокна к песчаной почве. Разворачивает топографическую карту. Ее цветные контуры отражаются в больших стеклах солнцезащитных очков.
– Когда перейдете границу, сначала будешь держаться с основной группой, – говорит он, чертя маршрут по отклоняющейся на север светло-зеленой полосе между двумя бежевыми зубчатыми линиями, подразумевающими горы, и белой, показывающей, где никогда не бывает дождей. – От основной группы отделишься здесь и свернешь в горы. Дорога будет узкой и ровной. Ты не ошибешься, потому что в начале этого перевала будет чертова прорва советских танков, по меньшей мере две дюжины сожженных – там, где по ним долбанули наши самолеты. Дальше – по шоссе 90 через долину четырнадцать миль на север. Все должно быть отлично. Никакого сопротивления, ничто не двигается под авиационным прикрытием, и вот здесь долина разделится надвое. Повернешь налево у придорожных продуктовых киосков. Свалка боеприпасов будет в пещере через триста ярдов. Ты не промахнешься: справа, между пирожковой и
