площадь в декабре 1825 года и Великие реформы Александра II с отменой крепостного права в 1861 году.
Когда, изгнав то, что осталось от наполеоновской армии, с российской земли, русские солдаты и офицеры вступили на землю Европы, их ждало изрядное потрясение — они увидели своими глазами жизнь европейцев. Что-то похожее, очевидно, испытали и мы, посетив Европу впервые после того, как пал «железный занавес». Главное — их быт, который бесхитростно и открыто лучше всяких слов говорит о том, как все есть на самом деле. Они увидели сеть отличных дорог, ряды каменных зданий с геранями и розами на балконах, украшенных узорчатыми решетками, словно кружевными прошивками, они увидели уютные кафе с запахами молотого кофе и печеных булочек с ванилью, они увидели красиво украшенные магазины с самыми разнообразными товарами. И главное — они увидели свободных людей, хорошо одетых, вежливых, встречающих победителей открыто и радостно. Пребывание на чужой земле стало для основной массы победителей тем бесценным университетом — необходимыми и важнейшими знаниями, которые они увезут с собой на родину и которые, словно «пепел Клааса», будет стучать в их сердцах. Позор за страну, хоть и победительницу, но продолжающую жить в средневековье, заставит их думать и пытаться решать проблемы этой страны, пробудит гражданственность со всеми вытекающими последствиями.
Отечественная война 1812 года и заграничные походы под непривычным углом зрения
Хотя и царил в 1812 году всеобщий патриотический подъем, однако же: «…22-го <октября> прикащик мой поехал в Ярославль и повез Макарку отдать в ополчение за пьянство».
«Поручено было составить проект правительства для Варшавского герцогства господину Безродному, служившему весь свой век по провиантской и комиссариатской частям; он не имел ни малейших политических сведений и даже не знал ни одного иностранного языка. Я встретился с ним перед кабинетом князя Кутузова и в то время, когда меня позвали к его светлости. Безродный остановил меня, прося убедительно доложить фельдмаршалу, что он находится в величайшем затруднении, ибо, говорил он:
„Я никогда в свою жизнь не писывал конституций“.»
«<10 апреля> В Бауцене ожидала нас торжественная встреча искренних добрых жителей.<… > Не менее того оказывают они всякому русскому, скромно между них проезжающему, те ласки, каковых владетели за золото и почести купить не могут. Часто при проезде моем, сопровождаемый одним уродливым козаком, кричали жители ура, бросали вверх шляпы, били в барабаны и на трубах играли. Из каждого окна выглядывает искреннее лицо, на котором радость написана. Это случалось со многими товарищами моими».
«… в прекрасную весеннюю погоду мы вошли в Силезию, у рубежа коей написано было по-русски: „Граница Пруссии“. Вероятно, надпись сделана была из предосторожности, но мы видели в ней не излишнюю заботливость немцев, но то обстоятельство, что мы наконец оставляли за собой ненавистную Польшу и вступали в дружественную землю. В первом Силезском местечке Миличе духовенство и евреи встретили государя с торжеством: девушки, одетые в белые платья, усыпали путь его цветами, и несколько триумфальных ворот воздвигнуты были на дороге. До глубокой ночи народ покрывал улицы, а особенно ту, где жил государь в доме графа Мальцана. Насупротив онаго возвышались две пирамиды с простою, но многозначащею надписью: „Немцы — русским!“ Князя Кутузова встретили с истинным восторгом; воздух потрясался от восклицаний: „Vivat papa Kutusof!“»
«Так как заметили, что французы в печатанных ими бюллетенях (не зря в то время бытовало выражение „врет, как наполеоновский бюллетень“. Французский император придавал им большое значение, лично участвуя в их написании —
Сии бюллетени сделали меня известным государю, ибо князь Кутузов был так доволен первыми из них, что сам читал его императору и сказал мне: „Я рекомендовал тебя его величеству“. Постигая необходимость действовать на умы в Германии, он мне велел в то же время войти в переписку с известным остроумием своим драматическим писателем Коцебу, который издавал тогда в Берлине периодическое сочинение под названием Das Volksblatt, и посылать ему известия о военных происшествиях, что мною до кончины фельдмаршала и было исполнено.»
После заграничных походов появилась поговорка «Эх, молода, в Саксонии не была». Многим русским запала в душу эта гостеприимная, ухоженная, хозяйственно процветающая страна, хотя ее король и сражался против нас, на стороне Наполеона…
«Саксония была для нас неприятельская земля, потому что король пребывал твердым в союзе с Наполеоном, а войска его находились под знаменами французов; не менее того добродушные саксонцы не брали никакого участия в войне, говоря, что это до них не касается, и встречали нас с гостеприимством. Хозяин дома в Лаубане, у которого я стоял на квартире, снабдил меня даже рекомендательным письмом к одному из своих приятелей в Дрездене. В каждом городке были триумфальные ворота для (российского —
На восстановление Москвы после войны было отпущено государством 5 миллионов рублей.
Потери частных лиц только в одной Московской губернии, по свидетельству лорда Каткарта, составили до 270 миллионов рублей ассигнациями.
