— Ирландская цыганка! — воскликнул Уинтер. — Жестянщица![41] В тот самый момент, когда он входил к гадалке, из соседнего балагана донесся громкий звук, сильно смахивающий на кашель; на крыше палатки появился, а затем И взорвался огненный шар.
Тут же раздались дикие вопли — болгарин, судя по всему, что-то там недопожрал. Сухой пластик вспыхнул мгновенно, дождем посыпались искры, повалил дым, стало нестерпимо жарко. Гадалка- жестянщица буквально окаменела, судорожно сжимая свой хрустальный шар; широко раскрытые глаза смотрели на разверзнувшийся ад, словно на знак гнева Господнего. К тому времени, как Уинтер выволок- таки ее наружу, оба они задымились, но хрустальный шар так и остался в надежных костлявых пальцах.
— Вы, наверное. Водолей, — сказал он мадам Бернадетт, — или застрахованы. Если вы — Деми, эта история вам поделом. Так что, Деми вы или нет?
Недоуменное молчание.
Протолкавшись сквозь возбужденную толпу, Уинтер покинул карнавал и поковылял в «Ммоды Ммощного Ммайка», где и договорился о замене безнадежно погубленной одежды. В «Ммодах» висела табличка, предупреждающая всех, кого это касается, что Ммайка защищает от воров аппаратура компании «Всевидящее Видео». Для большей понятности их фирменный знак представлял собой солнечный диске глазом внутри и надписью «Не бойтесь, мы все видим» по краю, на манер солнечной короны.
Ммощный Ммайк помещал свою рекламу в «Солар Медиа», так что Уинтера сразу признали, с восторгом помогли такой знаменитости привести себя в порядок и мгновенно подогнали новый костюм по размеру. Он покидал портняжное заведение освеженный, благодарный, но при том — в предельно мрачном настроении (неудивительном после целого дня приводящих в отчаяние неудач) и в полной неуверенности, как же одолеть постигшее их с Деми несчастье. Вот тут-то на него и повалились трое боевиков, солдат Тритона.
Не удостоив стажерок и взглядом, Уинтер смерчем промчался по оркестровому салону и вломился в мою студию, где я продолжала борьбу с виргиналом, никак не желавшим настраиваться. Выглядел он как «Жемчужный король» кокни — вышеупомянутыми жемчугами являлись пятна собственной его кожи, просвечивавшие сквозь многочисленные прорехи столь еще недавно нового костюма. Роуг был в полной ярости, на мгновение мне показалось даже, что солнечные диски на его щеках начали испускать собственное, зловеще-багровое свечение. Ну чистый король-убийца или взбесившийся морской лев (Eurnetopias jubata) в поисках гарема.
— Ладно, Одесса, — прорычал он. — Какой там у тебя план? Можно и послушать.
— Присядь, мальчик, и немного остынь. Думаю, тебе стоило бы выпить.
— За сегодня я столько вылакал, что слона утопить можно. — Его била неудержимая дрожь. — Так какой у тебя план?
— Сперва выпей, — решительно отрезала я и нажала кнопку.
Он испепелил меня взглядом, но смолчал. Появилась Барб, в одной руке — тросточка, которой она тук-тук-тукала перед собой, в другой — поднос.
Уинтер остолбенел. Он разинул рот, посмотрел на Барб, потом на меня и так бы и шлепнулся задницей об пол, не подсунь я вовремя под вышеупомянутую задницу стул.
Барбара опустила поднос, а затем сняла лыжный капюшон. Уинтеру предстала голова из той разновидности, которую любят чеканить на монетах и медалях — ну «Свобода», «Марианна» и прочее такое. Четкий правильный профиль лесбиянки (из них получаются самые великолепные Gardas) как нельзя лучше гармонировал со стройным, крепким телом.
— Я — Баа-Баа-Раа, — проблеяла она, а затем добавила: — Господи, Уинтер, ну и прогулочку же ты мне устроил!
Он все еще не въезжал, как любил выражаться Сохо Янг.
— Богач, бедняк, побирушка, вор. — Она вложила ему в руку рюмку с коньяком. — И так далее. Это что, намеренно или случайно?
— Бессознательно-намеренно, Барб, — объяснила я. — Роуг ведь не понимает, каким образом он откликается на структуры Anima Mundi.
— Доктор, законник, индейский вождь, — кивнул Уинтер. — Ясненько. Нет, не нарочно. Я думал, что просто слоняюсь куда попало и жду, чтобы Деми… — Он заглотил свой коньяк. — Выходит, меня что-то вело?
— Попробуй врубиться, Роуг, — сказала я. — То же самое, что заставило тебя найти утонувшую девочку — тогда, в валлийском куполе. Мировая Душа. То, глубинное, что позволяет тебе слышать разговоры вещей и позволяет тебе видеть то, что видят все, но думать при этом то, что никому и голову не приходит. Ты говоришь, что это — синэргия, я называю это Anima Mundi. Одно и то же.
— А может. Бог?
— Называют и так. Почему бы и не называть? Главное — это одно и то же.
Он снова кивнул.
— Целое больше суммы своих частей, как бы его не называть. А ты что, — повернулся он к Барб, — следила за мной?
— В порядке задания.
— И ты знала про мою Деми?
— В порядке инструктажа.
— А ты не помнишь, чтобы я… А ты не помнишь, чтобы она… Нет, подожди. Я так сегодня умотался, что даже не могу ничего ясно сформулировать. — Он перевел дыхание. — Не было ли поблизости от меня какого-либо живого существа, которое все время оставалось со мной, но я не обращал на него внимания?
Барб молча покачала головой.
— И ничего такое, на что я не обратил внимания, не пыталось вступить со мной в контакт?
— Ничего, кроме Перси Павлина и троих джинковых солдат, но ты обратил на двоих из них более чем достаточно внимания. Во всяком случае им хватило, чтобы отправиться на тот свет. Ну, эти твои маори умеют у себя на Ганимеде готовить убийц. Ты мог бы дать урок-другой самому Аттиле.
— Два? А что, один ушел?
— Нет.
Уинтер посмотрел на нее, а затем на меня. Я пожала плечами.
— Ты сильно увлекся двоими, вот Барб и решила немного помочь. С пятидесяти ярдов она бьет без промаха. Не обиделся, надеюсь?
— Не такая уж я свинья. Я благодарен тебе, Барб, очень благодарен. Спасибо.
— Парни должны помогать друг другу, — ухмыльнулась Барб.
— Еще раз спасибо. Послушайте, обе вы, вы меня не бросайте, помогите. Мне нужно вернуть Деми, это сейчас самое главное, но я просто не вижу, как это сделать. Никогда бы не поверил, что не смогу разобраться в картине событий — да еще в момент опасности, когда так много… Ладно, это пустые разговоры. Какие предложения?
— Тебе нужно сторговаться с Тритоном, — сказала я.
— А популярнее?
— Они хотят, чтобы контрабанда прекратилась.
— А сами они не могут?
— Нет. Единственный, кто может — это ты. Король Р-ог.
— Но я не хочу. — Он снова начал яриться. — Эти косопузые джинки, сидящие на своем мета и унижающие все человечество, все равно как долбаные арабы, усевшиеся на свою нефть…
— И вся Солнечная охотно с тобой согласится, особенно теперь, когда Тритон начал скупать нас на деньги, получаемые за мета… Вот, скажем, «Ветка сакуры», кому, думаешь, принадлежит этот банк? Но только хочешь ты вернуть свою Деми или не хочешь?
— Господи Исусе, она еще спрашивает! А для чего, скажи на милость, я целый день строил из себя клоуна?
— Тогда тебе придется платить их цену Она не вернется, не убедившись, что обстановка
