Она села на стул, не отрывая глаз от пианино.
— Не делай много шума из ничего, — сказал он, с трудом поднимаясь на ноги. Он сел перед клавишами, смущенно улыбнулся Линде через плечо и, спотыкаясь, стал наигрывать менуэт.
Линда затаила дыхание и сидела, выпрямившись.
— Так ты играешь? — прошептала она.
— Чуть-чуть. В детстве я брал уроки музыки.
— Ты умеешь читать ноты?
— Когда-то умел.
— Можешь научить меня?
— Я думаю, да, только это трудно. Постой, есть еще одна пьеска, которую я умею играть.
И он принялся мучить «Шелест весны». Из-за расстроенного инструмента и его ошибок это было ужасно.
— Прекрасно, — вздохнула Линда. — Просто чудесно.
Она уставилась ему в спину, на ее лице появилось выражение решительности. Она поднялась, медленно подошла к Майо и положила руки ему на плечи.
— Что? — Он поднял глаза.
— Ничего, — ответила Линда. — Практикуйся пока на пианино, а я пойду готовить ужин.
Но весь вечер она была так рассеяна, что заставила Майо нервничать. Он рано украдкой ускользнул в кровать.
Еще не было трех часов дня, когда они, наконец, разыскали автомобиль в рабочем состоянии. Правда, это был не «кадиллак», а «шеви» с закрытым кузовом, потому что Майо не понравилась идея подвергаться превратностям погоды. Они выехали из гаража на Десятой Авеню и вернулись в Восточный район, где Линда больше чувствовала себя дома. Она привыкла, что границы ее мира простираются от Пятой Авеню до Третьей и от Сорок Второй стрит до Восемьдесят Шестой. Вне этих пределов ей было неуютно.
Она передала Майо руль и позволила ему ползать по Пятой и Мэдисон, учась трогаться с места и останавливаться. Пять раз он стукался бортами, одиннадцать раз глох и даже въехал раз задом в витрину, которая, к счастью, была без стекла. Он разнервничался до дрожи в руках.
— Это действительно трудно, — пожаловался он.
— Вопрос практики, — успокоила она его. — Не спеши. Я обещаю, что ты приобретешь опыт, если позанимаешься месяц.
— Целый месяц?!
— Ты говорил, что с трудом обучаешься, не так ли? Вини не меня. Остановись-ка здесь на минутку.
Он заставил «шеви» остановиться.
— Подожди меня.
— Ты куда?
— Сюрприз.
Она вбежала в магазин и провела там полчаса. Когда она появилась снова, то была нагружена черными футлярчиками величиной с карандаш, жемчужным ожерельем и театральными туфельками на высоких каблуках. Волосы ее были уложены в новую прическу. Майо с изумлением смотрел, как она садится в машину.
— Что все это значит? — спросил он.
— Часть сюрприза. Рули на восток на Пятьдесят Вторую стрит.
Он с трудом тронулся с места и поехал на восток.
— Зачем ты переоделась в вечернее платье?
— Это платье для коктейля.
— Для чего?
— Для того, куда мы едем… Осторожно, Джим!
Она схватила руль и едва успела отвернуть от разбитой вдребезги мусоровозки.
— Приглашаю тебя в знаменитый ресторан.
— Есть?
— Нет, глупый, пить. Ты мой гость и я должна тебя развлекать. Теперь налево. Найди, где тут можно поставить машину.
Затормозил он отвратительно. Когда они вышли из машины, Майо остановился и начал старательно принюхиваться.
— Что это за запах? — спросил он.
— Какой запах?
— Сладковатый какой-то.
— Это мои духи.
— Нет, это что-то в воздухе, сладковатое и удушливое. Я когда-то встречался с таким запахом, но не могу вспомнить, где.
— Не бери в голову. Пойдем.
Она ввела его в ресторан.
— Сюда пускают только в галстуках, — прошептала она, — но, может быть, нам удастся обойтись без него.
На Майо не произвел впечатления ресторанный дизайн, он он был зачарован висящими в баре портретами знаменитостей. Он провел несколько минут, обжигая спичками пальцы, чтобы полюбоваться на Мел Аллен, Реда Бербери, Кази Стиггинса, Фрэнка Гиффорда и Рокки Марциано. Когда Линда, наконец, вернулась из кухни с горящей свечой, он нетерпеливо повернулся к ней.
— Ты раньше встречала здесь этих телезвезд? — спросил он.
— Да. Так как насчет выпивки?
— Конечно, конечно. Но мне бы хотелось немного поговорить о них.
Он подвел ее к табурету перед стойкой бара, сдул пыль и галантно помог ей усесться. Затем он перепрыгнул через стойку, вытащил носовой платок и профессионально навел на красное дерево глянец.
— Это моя профессия, — ухмыльнулся он и принял дружелюбно-безликое выражение бармена. — Добрый вечер, мадам. Приятная ночь. Что желаете?
— Боже, у меня в магазине был сегодня бурный день. Сухой «мартини». Лучше двойной.
— Конечно, мадам. Хлебец или маслину?
— Лук.
— Двойной сухой «Гибсон». Секундочку. — Майо пошарил на полке и, наконец, достал виски, джин, несколько бутылок содовой, содержимое которых, несмотря на запечатанные пробки, частично испарилось. — Боюсь, наш «мартини» несвежий, мадам. Может, желаете что другое?
— О, ну тогда, пожалуй, скотч.
— Содовая выдохлась, — предупредил он, — и нет льда.
— Ерунда.
Он ополоснул содовой стакан и налил виски.
— Благодарю. Налейте и себе, бармен. Как вас зовут?
— Меня зовут Джим, мадам. Нет, спасибо. Никогда не пью на работе.
— Тогда бросай работу и присаживайся ко мне.
— Никогда не пью на работе, мадам.
— Можешь звать меня Линда.
— Благодарю вас, мисс Линда.
— Ты серьезно не пьешь, Джим?
— Да.
— Ну, за Счастливые Дни…
— И Долгие Ночи.
— Мне нравится. Это ты сочинил?
