Тиберий был ей за это благодарен. Он был счастлив в семейной жизни, любил и был любим своей женой, которая была, кстати, внучкой того самого Аттика, кому адресованы многие письма Цицерона. У них был сын, и Випсания была беременна вторым ребенком, когда несчастному Тиберию было приказано с ней развестись и жениться на дочери императора. Он вынужден был подчиниться, но затаил страшную обиду на свою мать и отчима.
Светоний пишет, что «об Агриппине (она же Випсания) он тосковал и после развода; и когда один только раз случилось ему ее встретить, он проводил ее таким взглядом, долгим и полным слез, что были приняты меры, чтобы она никогда не попадалась ему на глаза». Рожденный Юлией мальчик умер в младенчестве, так что новой семьи Тиберию создать не удалось, и он, знавший о ночных похождениях жены, удалился в добровольную ссылку на остров Родос. Он жил там спокойной размеренной жизнью свободного от всяких забот человека, но в конце концов ему это наскучило, и он попросил у Августа разрешения вернуться, для того чтобы повидаться с родственниками. Ему пришел ответ, чтобы «он оставил всякую заботу о родственниках, которых сам с такой охотою оставил». Когда до него дошли вести об удалении Юлии из столицы и о том, что император дал ему развод со своей дочерью, он просил Августа о снисхождении и распорядился не забирать у нее его подарков. Дело в том, что по тогдашнему закону муж после развода забирал все, что давал ей во время супружества. Вернулся Тиберий в Рим лишь через семь лет благодаря заступничеству Гая Цезаря, которого Август очень любил. Причем ему было запрещено заниматься государственной и политической деятельностью. Но после безвременной гибели внуков, как мы уже сказали, Август усыновил Тиберия. Усыновил он также Агриппу Постума, последнего своего внука. Но, как чуть выше говорили, вскоре он от него отрекся и сослал «за его низкий и жестокий нрав». Впрочем, к судьбам Тиберия и несчастного Агриппы Постума мы еще вернемся в конце книги.
После этого Ливия могла торжествовать. Ее старший сын стал наследником императора. Теперь Тиберий был вторым человеком в государстве, и Август, вольно или невольно, вынужден был с этим смириться.
Вот такими трагическими обстоятельствами была омрачена семейная жизнь нашего героя. Его взаимоотношения с женой были довольно странными, если вспомнить, что он приходил к ней для разговора с конспектом. Отношения с дочерью также были непростыми, и, прежде чем отказаться от нее и выслать с глаз долой, наверняка он, зная о распутном ее образе жизни, пытался дочь приструнить, но своенравность и гордыня Юлии не позволили ему добиться желаемого. У меня, говорил Август, две трудные дочери – Республика и Юлия. И если с Республикой ему удалось в конце концов установить доверительные отношения, то с родной дочерью пришлось расстаться. Внуков своих Август очень любил, писал им ласковые письма, играл с ними и занимался их образованием, но также не одобрял их гордой заносчивости.
Сам же он, как уже выше упоминалось, был в быту неприхотлив, одевался в самую простую одежду, сотканную его женой, дочерью и внучками, башмаки носил простые, но на толстой подошве, чтобы прибавить себе росту. Жил не во дворце, а в самом обычном скромном доме, где не было никакой роскоши. Более сорока лет спал в одной и той же комнате на низкой и жесткой постели. И Светоний, в свое время видевший сохранившуюся в доме Августа мебель, пишет, что она «вряд ли удовлетворила бы и простого обывателя». Для занятий делами у него была особая маленькая комнатка, которую он называл «мастеровушкой».
В марте две тысячи восьмого года на Римском форуме можно было видеть очередь из римлян и туристов, пожелавших посмотреть этот дом Августа, построенный предположительно в тридцать шестом году до Р.Х., а обнаруженный археологами в семидесятых годах прошлого, двадцатого, века. И вот теперь отреставрированные четыре комнаты (столовая, гостиная, спальня и кабинет) двухэтажного дома предстали перед посетителями. Довольно яркие и насыщенные цветом фрески в доме Августа можно теперь посмотреть за одиннадцать евро.
Когда его одолевали болезни, он перебирался к Меценату, который жил на Палатине, так как считалось, что там более чистый и полезный для здоровья воздух. Отдыхать он ездил в близлежащие городки и в Кампанию на свои скромные виллы, где также не было роскоши, дорогих картин и скульптур. Впрочем, на Капри он собрал коллекцию воинских доспехов известных героев прошлого, а также костей доисторических животных.
К обеду приглашал людей только избранных, из своего сословия. Исключение сделал однажды для изменника Мены, который сдал во время гражданской войны флот Секста Помпея и за это получил гражданство. Для развлечения в римские дома обычно приглашались танцовщицы и музыканты. Август же, помимо этого, приглашал цирковых артистов и сказочников.
После дневного завтрака он ложился отдыхать, зато работал до поздней ночи и поэтому вставать рано не любил.
Конечно, были у него и свои слабости. Мы уже говорили, что Август был неравнодушен к молоденьким девушкам, но к старости эту страсть сменила игра в кости. Он очень любил в домашнем кругу развлечься этой нехитрой забавой, о чем мы узнаем из его писем к Тиберию: «Играли всякий день, так что доска не остывала». В то время играли четырьмя продолговатыми костями, поэтому цифры (один, три, четыре и шесть) стояли на четырех боковых поверхностях. Худшим считался результат, когда все кости падали единицей кверху (выпадала «собака»), а хорошим («бросок Венеры»), когда кости ложились всеми обозначенными цифрами.
Вот такими простыми были быт и развлечения Августа. Трудно сказать, было ли это наигранным и показным, своеобразной игрой в патриархальность, либо это было в его натуре и отвечало врожденным склонностям и потребностям. Анализируя источники, в частности, Светония, на кого мы сейчас ссылаемся, можно сказать, что тут было и то и другое.
Будучи очень суеверным, он большое внимание уделял приметам и предзнаменованиям. Панически боялся грозы, верил снам, дурным знаком считал, если поутру надевал башмак не на ту ногу, в определенные дни не отправлялся в дорогу или откладывал все дела и т. д.
Говоря о его отношениях с женой, надо отметить, что он говорил с ней не только о семейных проблемах, но и о государственных делах. И, похоже, Ливия была одной из редких в Древнем Риме женщин, которые не только влияли на реальную политику самого мощного в то время государства, но в большой степени участвовали в управлении страной. Прямых подтверждений этому нет, зато косвенных сколько угодно. К примеру, после окончания гражданских войн была объявлена широкая амнистия, при этом были помилованы даже ярые враги как Августа, так и Цезаря, в то время как он поклялся отомстить всем врагам своего приемного отца. Помимо идеологических соображений, о чем уже говорилось, одним из объяснений этого может быть заступничество Ливии за своих родственников, в частности за отца, который на историческом заседании в храме Земли в марте сорок пятого года предложил наградить убийц Цезаря и бывшего мужа, отца своих детей. И не только родственники Ливии, но и очень многие идеологические противники Августа оказались помилованными вопреки ожиданиям. Они представляли серьезную угрозу спокойствию государства, однако Август предпочел лавировать, драпировать свой принципат республиканскими лозунгами и все такое прочее, зная в то же время, что среди его мнимых друзей полно кассиев и брутов, готовых в любую минуту воткнуть в него десятки кинжалов, как это они сделали с Цезарем. Кому это было выгодно? Конечно, Ливии, которая таким образом держала мужа на привязи и наверняка шантажировала.
Любопытно, знал ли Август или хотя бы догадывался, кто стоит за внезапными смертями его зятя, племянника и внуков? Источники говорят о глухой народной молве и слухах о причастности Ливии к этим несчастьям. Доходили они до ушей императора? Наверняка. И почему он не поступил с женой так же, как с дочерью и внучкой? С одной стороны, как уже говорилось, он очень любил свою жену и многое ей прощал, но с другой – на карту было поставлено благополучие и мир в государстве, и эту стабильность могла дать только передача власти в надежные руки, и вопрос престолонаследия был для Августа наиважнейшим. И такие картины, как похоронные процессии отпрысков императорского дома, отнюдь не радовали народ и не укрепляли веры во всемогущество режима. И опять же, неужели он любил свою дочь меньше, чем жену? И если она действительно запятнала себя такими преступлениями, что принуждало его мириться с этим? Или она так ловко прятала концы в воду, что казалась невинной овечкой, и предъявить ей было нечего? Или Август боялся ее и не трогал из опасения самому быть отравленным или зарезанным? Ведь, как говорят древние историки, она и ему помогла умереть. Тацит пишет, что «в старости она настолько подчинила себе Августа, что он без всякой жалости вышвырнул на остров Планасия своего единственного внука». Ливия
