плану легат Гай Сентий Сатурнин должен был вести рейнскую армию вверх по Майну, а дунайская армия под командованием Тиберия должна была двигаться на север, и в определенном месте на территории маркоманов полководцы должны были встретиться и оказаться в тылу противника.
Но этого не случилось, потому что в Паннонии вспыхнуло мощное и хорошо организованное восстание. На его подавление ушло три года, и об этом мы уже вкратце говорили в начале главы. Август вынужден был предпринимать экстренные меры, потому что противник выставил против римлян двухсоттысячную армию. Была объявлена очередная масштабная мобилизация, причем тот, кто уклонялся, подвергался суровым наказаниям. Светоний приводит пример, когда римский всадник, отрубивший своим сыновьям большие пальцы на руках, чтобы они были не годны для воинской службы, был продан с торгов со всем своим имуществом.
Пятнадцать легионов, почти половина вооруженных сил Рима, вынуждена была вновь покорять Паннонию. Руководили операцией Тиберий и его племянник Германик, сын Друза. Им противостояли, вспоминает Веллей Патеркул, вожди восстания, Пиннет и еще двое, носящие одинаковое имя Батон. Он аттестует их как способных военачальников, решительных и бесстрашных. Начали они с того, что перебили римских торговцев и предпринимателей, а также вырезали всех ветеранов-колонистов. И решительно двинулись в сторону Италии, захватив по пути Македонию. Положение стало настолько угрожающим, что даже Цезарь Август «был испуган и потрясен».
Но, как хвастливо сообщает нам тот же источник, полководческий гений Тиберия и сила римского оружия в конце концов сломили повстанцев. Пиннет был захвачен в плен, а Батон защищал последнюю твердыню в горных районах неподалеку от современного города Сплита, но вынужден был капитулировать. Когда Тиберий спросил его, почему они восстали, он ответил: «Это, римляне, ваша вина. Вы посылаете стеречь ваши стада не пастухов и даже не псов, а волков».
Действительно, и гибель Вара, и тяжелейшая война в Паннонии стали прямым следствием грубого и корыстного администрирования. Война длилась целых три года, и через пять дней после ее окончания, как пишет Патеркул, было получено известие о резне в Тевтобургском лесу.
Подобострастная преданность Веллея Патеркула была вознаграждена: во время этой войны он получил звание легата и сенатора.
И вновь в Германию для наведения порядка был отправлен Тиберий со своим племянником Германиком. Надо сказать, что после поражения Вара воодушевленные успехом германцы ринулись на берега Рейна, чтобы направиться к Италии, но уже на правом берегу встретили организованную оборону. Даже небольшую крепость на правом, германском берегу, построенную еще Друзом, они не могли взять несколько месяцев, и ее гарнизон, когда закончились запасы еды, с боем сумел прорваться на другой берег Рейна. Так что варварам не удалось даже перейти границу, которую охраняли всего два легиона.
Тиберий появился здесь весной десятого года и первым делом занялся укреплением границы: строились новые крепости и лагеря, усиливались гарнизоны. В следующем, одиннадцатом году были предприняты карательные походы за Рейн, причем были введены строжайшая дисциплина и конспирация – все приказы Тиберий отдавал только в письменном виде. Полководец распорядился сократить обозы до минимума, чтобы иметь возможность быстрого маневра в случае внезапного нападения. Именно большие, растянутые по дороге обозы, где размещались жены офицеров и множество ненужных в военном походе вещей, было одной из причин гибели легионов Вара. Поэтому Тиберий во время этих походов в одиннадцатом и двенадцатом годах иной раз обходился даже без палатки, спал и питался вместе с солдатами на голой земле. Но эти карательные акции сводились лишь к разорению земель и поселений, сами же германцы попрятались в лесах, куда римляне, наученные горьким опытом, благоразумно не совались. Так что завоевание племен на правом берегу Рейна и их романизация откладывалась до будущих времен. Граница вновь оказалась по Рейну, а не по Эльбе.
Следует добавить, что ни в экономическом, ни в геополитическом плане земли на правом берегу Рейна в то время дать Риму ничего не могли. Были амбиции, было желание отомстить, но, по зрелом размышлении, Август, а позже и Тиберий, когда стал императором, не предпринимали больше попыток завоевания германской территории за Рейном.
После этой усмирительной кампании Тиберий выехал в Рим, передав командование Рейнской армией Германику. Август очень высоко ценил ратный труд своего пасынка и считал его незаменимым полководцем. И в одном из писем, беспокоясь за здоровье Тиберия, измотанное тяготами походов, он пишет: «Умоляю, береги себя: если мы с твоей матерью услышим, что ты болен, это убьет нас, и все могущество римского народа будет под угрозой». Вот так. И это притом что он говорил о Тиберии также: «Это не человек, а зверь, за ним нужен глаз да глаз». Впрочем, древние историки дают противоречивые характеристики Тиберию. Веллей Патеркул, как мы убедились, рисует нам великого полководца, мудрого, разумного правителя, а Тацит – человека извращенного, хитрого, коварного и вероломного. Думается, дурные качества стали в нем проявляться после того, как его разлучили с любимой женой. Женитьба на нимфоманке Юлии, которая, как говорят, пыталась соблазнять даже собственного отца, нанесла ему такую глубокую душевную травму, что он поневоле стал мизантропом.
Вообще, надо сказать, к концу жизни Август становился все более зависимым от жены и пасынка. Он понимал это и старался хитрой лестью нейтрализовать их все более растущее влияние в государственном управлении. И в то же время Август не мог и не хотел допустить, чтобы его властью пользовались при его жизни. Поэтому, конечно же, он все контролировал, но вынужден был в большой степени зависеть от тех манипуляций Ливии, которая стремилась вырвать у мужа бразды правления и как можно быстрее передать их сыну.
А причины для этого были. Ее внук Германик, по настоянию Августа усыновленный Тиберием в четвертом году после Р.Х., становился все более и более популярным в народе благодаря своим победам в Германии (за что получил свое прозвище). И потому еще, что сумел найти и похоронить останки легионов несчастного Вара, о чем подробно рассказал Тацит в своих «Анналах». А вот что пишет о нем Светоний: «Всеми телесными и душевными достоинствами Германик был наделен как никто другой; ему были присущи редкая красота и храбрость, замечательные способности к наукам и красноречию, беспримерная доброта, горячее желание и удивительное умение снискать расположение народа и заслужить его. Врага он не раз одолевал врукопашную». К этому надо добавить, что за свои победы он дважды провозглашался своими солдатами императором. Будущее показало, насколько верны были опасения Ливии: в четырнадцатом году, когда умер Август, армия, считая его более достойным высшей власти, нежели Тиберий, предлагала ему возвести его на первое место в государстве, но он отказался, не желая гражданской войны.
В восемнадцатом году Тиберий отозвал его из Германии, несмотря на то что полководец настаивал на проведении еще одной летней кампании для закрепления своих военных успехов. Некоторые историки полагают, что Тиберий сделал это из зависти и опасения, что Германик после окончательной победы в Германии станет на тропу гражданской войны. Возможно, была в этом и доля истины, но, как мы уже говорили, войны за Рейном лишь истощали римскую армию, поэтому Тиберий и принял такое решение.
Германик был послан на Восток, где вскоре заболел и стал чахнуть. И в девятнадцатом году молодой полководец (ему было всего тридцать четыре года) умирает. Еще при жизни ему стало известно, что он был отравлен наместником Сирии Гаем Кальпурнием Пизоном и его женой Планциной медленно действующим ядом. Тацит сообщает такие подробности: «Свирепую силу недуга усугубляла уверенность Германика в том, что он отравлен Пизоном; и действительно, в доме Германика не раз находили на полу и на стенах извлеченные из могил остатки человеческих трупов, начертанные на свинцовых табличках заговоры и заклятия и тут же – имя Германика, полуобгоревший прах, сочащийся гноем, и другие орудия ведовства, посредством которых, как считают, души людские препоручаются богам преисподней».
Далее Тацит вкладывает в уста умирающему Германику слова, что его погубило коварство женщины, и он просит своих друзей подать жалобу в сенат и взывает к отмщению. «Покажите, – говорил он, – римскому народу мою жену, назовите ему моих шестерых детей. И сочувствие будет на стороне обвиняющих, и люди не поверят и не простят тем, кто станет лживо ссылаться на какие-то преступные поручения». Из этих слов явствует, что отравленный Германик знал о молве в народе, по которой «заказчиками», как теперь говорят, преступления могли быть император и его мать.
«В день, когда он умер, – писал Светоний, – люди осыпали камнями храмы, опрокидывали алтари богов, некоторые вышвыривали на улицу домашних ларов, некоторые выкидывали новорожденных детей… И когда, уже вечером, неизвестно откуда вдруг распространилась весть, что он опять здоров, то все толпой с
