ты озлобился? Оттого, что я живу с царицей? Но она моя жена, и не со вчерашнего дня, а уже девять лет. А ты как будто живешь с одной Друзиллой? Будь мне неладно, если ты, пока читаешь это письмо, не переспал со своей Тертуллой, или Терентиллой, или Руфиллой, или Сальвией Титизеннией, или со всеми сразу – да и не все ли равно в конце концов где и с кем ты путаешься?» Как видим, приведены здесь даже конкретные имена женщин, с которыми Август имел связь, причем надо иметь в виду, что Антонию из Александрии трудно было уследить все интрижки своего политического соперника. К этому следует добавить, что Ливия, зная о пристрастии своего мужа к девственницам, сама, говорят, подсылала к нему красивых девушек.
У них не было детей, быть может, и потому, что этого не хотела сама Ливия. Она сильно любила своего старшего сына Тиберия и страстно хотела видеть его преемником своего мужа. Всячески этого добивалась и своего достигла. Когда в юношеском возрасте умерли внуки Августа, усыновленные им законные наследники трона, в народе стали говорить, что это случилось не без участия императрицы. И даже смерть мужа приписывают ее злому умыслу. Тацит называл ее «опасной для государства матерью и злой мачехой для семьи Цезарей».
Сам Август относился к своей жене не только почтительно и с уважением, но и, похоже, побаивался ее и робел при встречах. Этому может служить подтверждением тот факт, что, прежде чем идти к Ливии с разговором, записывал то, что хотел ей сказать или обсудить. А он советовался с ней по самым важным государственным делам и решал их часто, прислушиваясь к ее мнению. Так что можно сказать, что Ливия реально влияла на государственную политику. Просто удивительно, еще раз скажем, что о жизни ее и реальных поступках мало что известно. Из этого следует, что это была чрезвычайно хитрая, умная и скрытная женщина, любившая власть и умевшая добиваться своих целей весьма надежными и тайными средствами. Еще раз вспомним, что Калигула называл ее «Одиссеем в женском платье».
Ливия, прямо скажем, нетипичный образец женщин того времени. Процесс эмансипации был если не в самом разгаре (ярко и горячо это разгорится позже), но уже набирал стремительную силу. Вот об этом мы сейчас и поговорим, и это важно, потому что Август был сторонником патриархальных устоев, и равноправие полов было для него просто за пределами понятий о гражданском обществе. Собственно, это, как увидим, и стало трагедией для его дочери и внучки.
В ранней Римской республике, когда у женщин практически не было никаких прав, тем не менее жена именовалась domina, то есть госпожа, и была действительно полной хозяйкой в доме. Несмотря на то что римские женщины отличались суровой патриархальной нравственностью и мужественным характером, они все же оставались женщинами, и даже консулу, жесткому консерватору Катону Старшему, так и не удалось запретить римлянкам носить золотые кольца и украшения и кататься на колесницах. А это им воспрещал принятый в двести пятнадцатом году, когда шла война с Ганнибалом, Оппиев закон (lex Oppia), по которому им и возбранялось пользоваться экипажами и носить яркую одежду. Но война кончилась, и женщины потребовали отменить этот закон. На Капитолии практически каждый день собиралась толпа женщин и митинговала. Этот «мятеж» и пытался подавить Катон, но у него ничего не вышло. Его оппонент, трибун Луций Валерий, приводит (по Ливию) такие аргументы по отмене Оппиева закона. Мы, мужчины, говорил он, ведь носим тогу с красной полосой, и даже покойников на костре покрывают пурпуром. «Так ужели одним только женщинам запретим мы носить пурпур? – спрашивает он. – Выходит, тебе, муж, можно коня покрывать пурпурным чепраком, а матери твоих детей ты не позволишь иметь пурпурную накидку! Что ж, даже лошадь у тебя будет наряднее жены?» Убийственный аргумент, не правда ли? В результате закон Оппия был отменен в сто девяносто пятом году. И женщины, к негодованию Катона, стали разъезжать по Городу в колесницах, «как триумфаторы, одержавшие победу над законом». Он не без горечи вынужден был признать, что «во всем свете мужчины управляют женщинами, а мы, владычествуя над всеми мужчинами, управляемы своими женами».
Увы, это зачастую так, а уж в случае с нашим героем – несомненная истина.
Но продолжим экскурс в историю женской эмансипации в Древнем Риме. Некоторые исследователи полагают, что начало этому положили победоносные войны с Карфагеном. В Рим хлынула награбленная восточная роскошь и рабы. Если раньше, в патриархальную эпоху, римлянин пахал землю и защищал ее от врагов, то с появлением новых бескрайних земель, которые теперь обрабатывались бесплатной рабочей силой, труженик превратился в богатого рабовладельца, который заполнял образовавшийся досуг обустройством быта привозной роскошью и т. д. Соответственно их жены во многом также получали экономическую свободу, а это, сами понимаете, что означает.
Правда, все это гораздо сложнее. Одним из результатов победоносных войн стало также и обнищание исконного италийского крестьянства вследствие того, что привезенный из завоеванных провинций хлеб и другие сельхозпродукты оказались дешевле, разрушили рынок, а разорившиеся земледельцы, превратившись в люмпенов, приходили в Рим и вели жизнь бездельников, поставляя на выборах голоса богатым олигархам. Но к этим социальным вопросам мы придем в свое время, а теперь обратимся к источникам.
Тит Ливий в своей «Римской истории от основания Города» пишет, что именно после окончания пунических войн появились в обиходе римлян «пиршественные ложа с бронзовыми накладками, дорогие накидки и покрывала, ковры и салфетки, столовое серебро чеканной работы, столики из драгоценных пород дерева». С тех пор, продолжает историк, «повелось приглашать на обеды танцовщиц и кифаристок, шутов и пантомимов, да и сами обеды стали готовить с большими затратами и стараниями». Полибий также пишет о проявившейся после завоеваний тяге к роскоши, другие древние историки сообщают и о том, как это повлияло на архитектурный облик столицы и т. д.
Изменившийся образ жизни, естественно, изменил и римлянок. Особенно ярко это проявилось в эпоху поздней Республики. Женщины стали не только в соответствии со своими естественными склонностями обустраивать свой быт, удовлетворять страсть к новой одежде и украшениям, интересоваться театром и поэзией, но и встревать в политические козни. Гай Саллюстий Крисп в «Заговоре Катилины» пишет, что к своему заговору Катилина привлек «также и нескольких женщин, которые вначале могли добывать огромные средства, торгуя собой; впоследствии, когда с годами уменьшились только их доходы, но не их роскошь, они наделали больших долгов. С их помощью Катилина считал возможным поднять городских рабов, поджечь Город, а мужей их либо привлечь на свою сторону, либо убить». Здесь любопытно отметить, что аристократки не гнушались ради денег заниматься проституцией. Среди таких сторонниц Катилины Саллюстий называет Семпронию, жену консула и мать того самого Децима Брута, принимавшего участие в заговоре против Цезаря, и который не хотел отдавать своей головы «на отсечение». Вот что Саллюстий о ней пишет: «Ей всегда было дорого все что угодно, но только не пристойность и стыдливость; что берегла она меньше – деньги ли или свое доброе имя, было трудно решить. Ее сжигала такая похоть, что она искала встречи с мужчинами чаще, чем они с ней. Она и в прошлом не раз нарушала слово, клятвенно отрицала долг, была сообщницей в убийстве; роскошь и отсутствие средств ускорили ее падение. Однако умом она отличалась тонким, умела сочинять стихи, шутить, говорить то скромно, то нежно, то лукаво; словом, в ней было много остроумия и много привлекательности». Сообщает он и о том, что она умела играть на музыкальных инструментах и хорошо знала греческую и римскую литературу.
Ну а поэты воспевали, в духе времени, свободную любовь. Вспомним любовную лирику великого Катулла, где главной героиней фигурирует Лесбия, возлюбленная поэта. В действительности ее звали Клодией, и она была сестрой народного трибуна Клодия (политический агент Цезаря, известный тем, что изгнал из Рима Цицерона) и женой консула Метелла Целера, которого, как говорят, она отравила. Цицерон называл ее «всеобщей подружкой», потому что за ней волочились многие, привлеченные ее красотой, образованностью и славой ветреной матроны. Те краски, какими Саллюстий написал портрет Семпронии, вполне годятся и для изображения Клодии. Впрочем, была ли она аморальной преступницей, какой ее описывает Цицерон, либо ангелом, какой ее видел Катулл, мы теперь судить не можем, но не подлежит сомнению, что была она женщиной ветреной, искусной в любви и ею владела непомерная страсть к деньгам, комфорту и развлечениям. Ее образ жизни в Риме был хорошо известен, и оскорбительные надписи в адрес Клодии появлялись даже в нечистых общественных местах – банях и туалетах. Скандальная связь блудливой богатой патрицианки и провинциального поэта из Вероны была в Риме хорошо известна, да и сам Катулл секрета из этого не делал, читая друзьям и распространяя свои элегии в списках. Страсть поэта к знаменитой римской куртизанке дала миру шедевры любовной лирики, передающие в тонких психологических нюансах высокое чувство любви.
Впрочем, культуре того времени мы посвятим отдельную главу, а теперь продолжим тему эмансипации.
